Женщина протянула ему карточку. Люциуш разглядел на ее руке обручальное кольцо, отметил, что ногти обгрызены до мяса.
– Вы не видели его? Его зовут Томаш Бартовский. Девятый корпус, Десятая пехотная дивизия.
На фотографии она сидела на террасе кафе с молодым человеком. На столе – декоративная скатерть и единственный роскошный кусок торта, в который воткнуты две вилки. Его рука лежит на ее руке, оба улыбаются; на нем соломенная шляпа, игриво сдвинутая набекрень, ее полосатая белая блузка застегнута под самым подбородком. За ними стоит официант с подносом, на подносе сигареты и шоколад, голова официанта в кадр не попадает.
– Мне очень жаль, – сказал Люциуш, теперь понимая, почему она так много знает об армии. – Я его не видел.
– Вы не могли бы посмотреть повнимательней? Ведь если вы служили врачом, вы лечили многих мужчин.
Многих, многих мужчин, подумал Люциуш.
Но лицо было незнакомым.
– Я ищу его с конца войны, – сказала она, укладывая обратно снимок. – Я даже ездила в Вену, в военное министерство. Его нет в списках погибших. Значит, у меня есть надежда. Говорят, он мог попасть в плен, и хотя большинство пленных вернулись, большевики некоторых оставили для работ. В Кракове я встретила его товарища, он сказал, Томаша ранили в Луцке, но нетяжело. Что он может быть в полковом госпитале в Ярославе. Но его там не оказалось. Правда, его узнала медсестра, она была уверена, что видела его среди раненых в госпитале Перемышля. Только там его тоже нет. Теперь, говорят, всех выписывают из госпиталей, чтобы освободить место для раненных на украинской войне. Поэтому я снова еду в Ярослав, чтобы начать сначала. Может, вы просто его не узнали, – добавила она, когда увидела, что Люциуш не знает, что ответить. – Это старая карточка, ее давно сделали.
Она вручила ему еще одну:
– У меня еще такая есть.
Вторая была свадебная: молодая женщина в национальном платье галицийских долин. Люциуш задержал на ней взгляд. Его поразила эта картина: ее лицо горело, глаза казались более темными, более дикими. Волосы были заплетены в косы и уложены на голове, обвязаны белыми лентами, украшены цветами. Шея блестела, грудь натягивала собранную ткань блузки. Она танцевала, сообразил он. До самого момента, когда фотограф решил сделать снимок, и вот она стоит перед ним, слегка запыхавшись.
Ему показалось, что он смотрел слишком долго, но она не возражала. Она, казалось, гордилась этим смеющимся изображением.
– Я тогда была толще, – сказала она и нежно прикоснулась к фотографии. – А теперь похудела, из-за ребенка, из-за тревог.
