Они уселись у торца низкого столика с инкрустацией в виде лесной сцены. Нимфа скрывалась от стрел Купидона. Он молчал, терзаясь внезапно снова возникшей угрозой заикания, и старался понять, что невежливее – смотреть во все глаза или опустить взгляд. Выбрал первое. Она глубоко затянулась гвоздичной сигаретой, медленно осматривая комнату со свисающими из горшков папоротниками, шахматным узором на полу, роялем в углу, большим столом с картой военных действий.
Потом она повернулась к нему с улыбкой.
– Привет.
– Привет!
Получилось громковато. Он подумал, что разговор на этом и закончится. Но она быстро поняла его затруднение. После ее возвращения из поездки все вокруг только о нем и говорят, сказала она. Отец сказал – это герой войны, спасся от казацкой атаки в Карпатах. А сейчас руководит благотворительным госпиталем герцогини. Медицина ее очень занимает. Неврология. Он читал «Толкование сновидений»?
Нет еще.
– Ну как же так. Я вам дам свой экземпляр, если вас не смутят пометки. Скажете, как вам понравилось.
Если она заметила, что уши его покраснели, то никак не дала этого знать. Его мать говорила ее отцу, что студентом он серьезно изучал возможности рентгена. Он еще этим занимается? Однажды, перед самой войной, ее ради шутки просветили – пластинка до сих пор у нее, на ней видны контуры колец, ожерелья, всего. Ей кажется, что их, поляков, связывают с радиацией патриотические чувства. Ребенком она даже как-то раз видела мадам Кюри в Париже и много лет не сомневалась, что свою дочку назовет Марией. А Люциуш с ней не встречался во время своих исследований? Ах, как глупо считать, что только из-за занятий радиографией…
Встречался!
Рассказ зажег огонь в ее глазах. Русалка? А нельзя ее как-то увидеть? Не может ли он провести ее на медицинский факультет?
– Нет, но… подождите, – сказал он.
Он бросился наверх, прыгая через две ступеньки.
Пластинка так и лежала там, на самой верхней полке, в бумажной папке среди книг. Он чуть не свалился с лестницы на обратном пути.
– Невероятно! – Она подняла картинку на свет. – Кто же такое придумал? Вот в чем загадка. И кого пытался одурачить?
Он внезапно понял, что именно этим вопросом всегда и мучился.
На дальнем конце длинного столика, разделявшего их, стояла пепельница. Она могла бы попросить, чтобы он ее подвинул, но вместо этого скромно прижала платье к груди, склоняясь вперед, чтобы стряхнуть пепел с сигареты, а потом, поправляя выпроставшийся локон, на мгновение его отпустила.
