Люциуш шагал по улицам. Его дом располагался в южной части города, но по прошествии стольких месяцев он не торопился. Мысль о Хорвате его взбудоражила; пожалуй, он пока что не готов увидеть родителей. Поэтому возле колонны Тегетхоффа Люциуш свернул в парковые угодья Пратера. Когда он оказался под аркадами, сверху по виадуку загрохотал поезд. Впереди, словно чудесное видение, стояли деревья, избежавшие участи пойти на дрова, колесо обозрения все еще высилось над парком, недвижная карусель сияла яркими цветами. Карузела, подумал Люциуш. Отец как-то раз сказал ему, что это польское слово означает «маленькая война». Только теперь он осознал его смысл: украшенные кони, военная музыка, которая гонит их вперед.
Он вошел в парк вместе со стайкой школьников, которых сопровождал учитель, настойчиво дующий в свистульку каждый раз, когда его подопечные разбредались. Неожиданная беспечность этой сцены – старик-учитель в суконной кепке, мальчишки, пытающиеся сдержать бурную радость, по-матерински строгие увещевания девочек постарше – на мгновение отвлекли Люциуша от нарастающего в нем ужаса, вызванного тем, что стало с городом. Он перевидал множество детей в толпах беженцев, на грязных улочках вокруг госпиталей и почти забыл, что они умеют бегать и смеяться так беззаботно.
Поэтому он незаметно следовал за учителем, фальшиво выдувающим сигнал кавалерийской атаки, и за детьми, разбегающимися вокруг припорошенных снегом аттракционов, по тропинке со многими ответвлениями, которая вела в другую часть парка.
В отличие от променада, тот отдаленный участок не уберегся от топора. Как это по-венски, подумал Люциуш, сохранить лицо. Казалось, что здесь начали и прервали какое-то строительство. Сломанные автомобили, забытые лопаты. По краям примитивных окопов высились земляные кучи, между ними что-то вроде импровизированных деревянных укрытий, и все засыпано снегом. Но потом произошло нечто странное. Молодые люди, пара, обогнали детей, мужчина прыгнул в один из окопов и протянул руку своей даме, которая последовала за ним. Они как будто разыгрывали какую-то сцену, высовывали головы наружу, хихикали, снова прятались внутрь, смеялись, и Люциуш увидел, как они целуются, а потом бегут куда-то, скрываясь за толпой детей, пригнувшись, как будто под обстрелом. Немного дальше мальчик играл на крыше одного из укрытий. Он что-то кричал, но, как ни странно, изо рта у него не исходило ни звука, и Люциуш несколько запоздало осознал, что после свистульки он вообще ничего не слышал. Неожиданная глухота его почему-то не напугала, только удивила, но разворачивающийся вокруг маскарад удивлял еще сильнее. Два мальчика затеяли драку, как в пантомиме, обмениваясь притворными ударами, а другие дети, выстроившись в две шеренги по трое, проползли на пузе к краю окопов и выстроились как для расстрела. Девочка закружилась, прижав ладонь ко лбу, и рухнула на предусмотрительно подставленные руки одноклассников. Они опустили ее на землю, о чем-то неслышно переговариваясь, а еще двое мальчиков подъехали на невидимых лошадях, аккуратно спешились и бесстрашно присели возле раненой. Подошла еще одна девочка, встала на колени, приложила ухо к груди павшей, после чего подняла ее руку, чтобы пощупать пульс, посмотрела на небо и отпустила безвольное запястье.
