Я бросила кошелёк на прилавок, и Коуп сгрёб его своей ручищей, приложив к луку два битком набитых колчана. Я повесила их на плечо и, захватив лук, сказала:
— Ну, до случая, Коуп. Радуй меня новыми плодами твоего воспалённого разума.
Коуп, чьё настроение, видно, вконец испортилось, только кивнул. Когда я уже переступила порог, он меня окликнул:
— Зверёныш!
Я обернулась.
Оружейник задумчиво поиспепелял меня пропитым взглядом и сказал:
— Ты эль сегодня забыла. Захвати в следующий раз, хорошо?
Это как… болезнь. У этой красоты есть смертельное свойство оставаться в памяти навечно, присасываться к человеческой душе, как огромная пиявка. Словно таким образом она пытается выжить, лишившись тех, кто раз за разом воссоздавал её делом.
Иголка в груди дрогнула, замерла. Я кивнула и вышла. Под моими ногами обиженно захлюпала слякоть.
В нескольких ярдах от меня за плетнём раздавалось взбешённое кудахтанье и летели перья трактирных кур. Я наслаждалась уединением на пустом, затянутом дымкой стрельбище. Верхушки леса на западе тлели гневным закатом, но с каждым мгновением его пламя слабело, уступая напору клубящихся туч.
Ненастная ночка нас ждёт. Впрочем, давно пора: эта осень что-то слишком уж мягкая — и зима с лихвой возместит нынешние милости, никто в этом не сомневается.
Я выпускала по мишени стрелу за стрелой, упиваясь странной лёгкостью, с которой натягивалась тетива, и ощущала особую охотничью дрожь, когда наконечник входил в поверхность круглого деревянного бруса. Умели ж делать, черти!
Очередная пущенная мной стрела вонзилась в оперение предыдущей и расщепила её. Это удавалось мне нечасто, и я взвизгнула от восторга.
— Лихачествуешь?
Обернувшись, я встретила насмешливо-доброжелательный взгляд Святоши. Он стоял у бревенчатой стены, скрестив руки на груди, и рассматривал меня. Его взгляд остановился на луке.
— Так вот оно что, — в своеобразной манере растягивая слова, сказал Святоша. — Милая вещица. Ясно, почему ты так легко рассталась с целым кошельком, скупердяйка.
Я кивнула и протянула лук ему:
— Хочешь попробовать?
Святоша кивнул и взял лук. Он стрелял с хищной порывистостью, словно стремясь полностью подчинить оружие себе. Выпустив с десяток стрел, он оскалился. Глаза выдавали пробудившуюся жажду охотника. Выглядело жутковато.
— Да, на такую игрушку никаких денег не жалко, — сказал он, возвращая мне лук. — Но я предпочёл бы свой старый.
— А что так? — полюбопытствовала я.
Святоша пожал плечами:
