— И ей будет поделом. Гони уже стрелы.
— Нетерпеливая какая! Лучше смотри-ка, что покажу.
В первую очередь он показал мне свою широкую спину, которую тут же спрятал за жалостливо скрипнувшей дверью мастерской. На миг стало видно потухший горн. Затем она скрипнула ещё раз, и он бесцеремонно бухнул передо мной своё сокровище.
Если сначала я обозвала это «сокровищем» с немалой долей ехидства, то теперь, разглядывая, поняла, что зря. Вязь узоров, неуловимо похожих не то на плющ, не то на круги по воде. Дуга, схожая с разлётом лебединых крыльев. Я осторожно коснулась тонкой, как лютневая струна, тетивы.
— Коуп… — я была поражена и заворожена. — Сколько же ты убил на него времени?
— Ровнёхонько десять минут, зверёныш, — заверил меня оружейник, показывая клыки в своей самой милой улыбке. — Презабавный случай.
— Как это?
— А вот так. Помнишь, я тебе говорил про гробокопателей? Ну так вот, с луну тому назад заходит ко мне парнишка, щуплый такой, как щепка, даже кулак сильно сжать не в состоянии — и показывает мне это чудо. Ну я-то знаю, что почём, а вот он — видно — вряд ли…
— Значит, не твоё творение?
— О-о, брось. Я думаю, хуже оно от этого не стало?
— Не-е. Давай дальше.
— …и говорит он мне этаким голоском часовенного евнушка из хора: «Этот лук я принёс из-за Девяти Стражей — видите, эльфийский. Хочу за него девятьсот золотых эффинов».
— Прямо-таки из-за Девяти Стражей? — усомнилась я, смеясь.
— Ещё чего! У него наверняка и до предгорий добраться кишка тонка. Но лук действительно эльфийский, я вижу. Да мало ли на нашей земле эльфов-то полегло? В лес на пять лиг зайди — на каждом шагу могилы… а над их вещицами время не властно. Я, значит, спрашиваю: «Сколько-сколько?». Он аж побледнел, бедолага, и повторяет: «Девятьсот». А я все-таки делец. Засмеялся я… — на этой части я уже представила в красках все произошедшее и от души посочувствовала незадачливому гробокопателю, — и предложил ему пятьдесят эффинов. Тот затрясся, как осиновый лист, и отдал.
— Ты его нагрел монет этак на пятьсот, — проворчала я. Лук приковал мой взгляд намертво.
Коуп снисходительно ухмыльнулся.
— Поверь, дорогуша, ты и вполовину не представляешь настоящую цену этой вещицы. Я мог бы дать ему золота столько, сколько сам вешу, и ещё остался бы должен.
— И зачем ты её мне показываешь? — осведомилась я, прикинув. — Я что, эффины чеканю, по-твоему?
— Сойдёмся на ста, — ухмыляясь, сказал Коуп. — Или ста десяти. Бренчит небось в кармашках опосля Бигринова каравана?
