И мне нравятся странные люди.
— Как чувствуешь, Коуп? — поинтересовалась я, стараясь стать чуточку повыше.
Коуп поднял свои руки, похожие на два кузнечных молота, и потряс ими в воздухе.
— Жизнь не опротивела, — сообщил он радостно.
— Я за стрелами.
Он уже возвращался за прилавок, от которого тяжёлая дверь вела в его мастерскую. У него тут все такое же нескладное, как и он сам. Ни за что не догадаешься, что он — мастер-лукарь Семихолмовья. Клинки он тоже куёт, но большей частью кинжалы да ножи охотничьи — кому здесь сдались мечи?
— За стрелами, зверёныш? Ну, ты вовремя. Я бы сказал, очень даже вовремя. Интересуют заговорённые или обычные?
— Я тебя умоляю, Коуп, зачем мне заговорённые — на оленей-то?
Оружейник лукаво покосился на меня.
— Тебя, значит, гробокопанием ещё не соблазнили?
— Много их развелось? — поинтересовалась я, беря с прилавка изящный стилет и пробуя лезвие пальцем. Здорово сделано, но не для местных. Не оценят…
— Как собак нерезаных, зверёныш, прямо не знаешь, куда деться. Приходят, оглядываясь так, словно вся Хаэйльская Инквизиция и Белый Вихрь Риддерсмарч лично висят у них на хвосте. Магию им подавай, видишь. Оттого и идут ко мне, что я узорчики больно похожие режу. Названиями сыплют — не хуже умников из Долины, веришь? Келбин счастлив, как ишак после случки: на его аа-ка-ди-мищскую… — Коуп воздел палец вверх, — натуру наконец-то есть спрос.
Келбином звали местного колдуна. Он всем говорил, что в долине магов Тунглид Рэтур не то, что обучался — родился. И врал действительно хорошо, настолько хорошо, что к нему попросту боялись наведываться за зельями и наговорами — вдруг разозлится да немочь нашлёт…
Я пожала плечами:
— Предпочитаю смотреть на это с другой стороны: пока они шатаются по эльфийским катакомбам, больше народу придёт ко мне — и больше эффинов принесёт, конечно.
Коуп раскатисто заржал. Отсмеявшись, он сказал:
— Честным контрабандистам становится куда легче, я понимаю.
— Заткнись, — сказала я благожелательно. — Будут мне стрелы, или я зря пришла?
— Все, не кипятись, Белка. Испытаешь товар-то?
— На ком, на тебе, может?
— Я не гожусь. О мою шкуру и не такие сломаться могут.
— В «Стерве» испытаю.
— Я не верну деньги.
— Да куда ты денешься-то, Коуп? Вернёшь, как только поймёшь, что я перестану приносить тебе эль, и в двери «Стервы» тебе придётся протискиваться самому.
Оружейник захохотал:
— Ты не можешь быть такой жестокосердной, лесная дева! Если развалину вроде меня перестать поливать живительным питьём, она очень быстро зарастёт вонючим мхом.
