Я подняла упавшую было челюсть и переспросила:
— Шутки шутишь?
— Могу ли я!
Я вытянула руку с луком, намереваясь положить его на прилавок. Расставаться с ним не хотелось, но замолченные долги вроде этих ничуть не лучше таких, которые у писца сургучом скрепляются. Коуп долго наблюдал за моими жалкими попытками и, в конце концов, сказал:
— Ему пятьсот красная цена, уж ты мне верь. Да и сама ведь оценила.
— Смешно, ага. На эти деньги можно избу построить.
— Вот именно. И кто у меня купит его задорого — в такой-то глуши? Да и ты мне столько эля перетаскала — можно считать, расплатилась. Или хочешь, чтобы хозяин за мной сам пришёл, уши гнилые роняя?
— Конечно, уж куда веселее выйдет, если он придёт за мной, — проворчала я.
— За тобой не придёт, — заверил меня Коуп. — Ну?
Пальцы сжимали лук и умоляюще вздрагивали.
— Да я за стрелами… В кармане всего десятка эффи медью, куда уж мне.
— Забирай! — рявкнул Коуп, выходя из себя. — Подумаешь, долг — СОТНЯ! Мне он почти даром достался!
— Эй, эй! — я заслонилась ладонью от его хмельного духа и вспомнила про Святошу, с которым рассчитаться будет куда легче. Стоило попытаться. Если у него что-то осталось, конечно.
Я пообещала, что скоро вернусь, и отправилась искать напарника. Когда я закрывала за собой дверь, в спину мне дышало злобно-покровительственное рычание оружейника.
Безлунными пасмурными ночами постоялый двор под названием «Луноликая Дева» — а среди постоянных посетителей «Бревноликая Стерва» — легче всего отыскивался по запаху, что шло на пользу всем. Сначала туда, держа носы по ветру, шествовали праздные мужчины, слегка путаясь в ногах. Затем тот же запах приводил в кабак их женщин, которые либо разделяли трапезу с возлюбленными, либо уволакивали их под родной кров. Печальные будни захолустья.
Святошу всё это заботило куда меньше, чем меня. Ему было без разницы, где сбросить сумки, лишь бы там кормили хоть чем-нибудь, причём неважно, чем.
Я толкнула дверь ногой. Вырвалась на свободу одуряющая смесь ароматов крепкого табака, пота и пойла. Гвалт стоял неописуемый, но посетители «Стервы» говорили не для того, чтобы быть услышанными. Большей частью они орали местные баллады о нелёгкой жизни контрабандистов, каждый свою. Кто-то даже придумывал слова на ходу. Захолустье пестрит дарованиями. Я зажмурилась, чтобы едкий дым не лишил меня зрения, и шагнула внутрь — так же осторожно, как и в лавку Коупа до этого.
Что поделать, переступать пороги здесь опасно.
