— Чего ты зубы скалишь? — вдруг оглушил ее посетитель. — Насажали крашеных кукол!
Этот низенький крепыш был сумасшедшим. Девушка растерялась. То, что ее назвали крашеной, было обидно: на самом деле у нее были естественные русые волосы. Ее власть рухнула. Секретарша превратилась в напроказившую девчонку, которую неожиданно наказали и которая, зная, что наказали справедливо, все же изумлена.
— Смотри мне! — буркнул Зимин.
Путь к руководству был свободен и загадочно прост. Зимин толкнул мягкую дверь.
Рымкевич стоял спиной к дверям на пороге примыкающей к кабинету небольшой комнаты отдыха, где только что он выпил полстакана ледяного «боржоми» и умылся.
Яйцевидная лысая розовая голова Рымкевича освещалась солнцем. Похоже было, что старик кейфовал.
Зимин окликнул его. Рымкевич вздрогнул всем телом.
— Фу, черт, — через силу улыбнулся он. — Напугал…
— Что? — спросил Зимин.
— Что-что! — передразнил Рымкевич. — Я бы на твоем месте не лез людям на глаза, а сидел бы в шахте.
— Я… — начал Зимин.
— В шахте! — высоким негрозным фальцетом крикнул Рымкевич. — В твоей отстающей позорной шахте! С утра по кабинетам ходят только безупречные деятели. Ты не из таковских.
Он насупился, сел за стол и, отделенный от посетителя этим мощным сооружением, проворчал:
— Ходит и народ пугает.
«Шутит?» — подумал Зимин, криво улыбнулся:
— Вы меня сегодня уже критиковали. Мы принимаем меры. Хочу доложить конкретно.
— Не надо. Доложишь, когда сделаешь план.
Зимин сделал шаг к стулу, но Рымкевич не приглашал сесть.
— Хочу посоветоваться, — сказал Зимин. — Выдвигаем молодежь на решающие участки производства. Вместо Бессмертенко. Помните, у него второй инфаркт?
— Помню, — неуверенно ответил Рымкевич. Наверное, не помнил.
— Есть у меня парень. Заместитель начальника добычного участка, Тимохин Виктор Федорович. Член партии. Анкета в порядке.
— Сколько ему?
— Тридцать два. Золотые годы.
— Дай-ка анкету.
Зимин распахнул корешки папки, наскоро пробежал глазами и подал Рымкевичу.
— Вот, Валентин Алексеевич…
Рымкевич взглянул на фотографию Тимохина, пришпиленную к краю бумажного листа канцелярской скрепкой.
— Лысый, — недовольно сказал он. — Это не золотые годы.
Зимин промолчал, ждал более серьезных замечаний.
— Потянет? — спросил Рымкевич.
— Уже тянет. Два месяца и. о. Проникся и справляется.
— А как Халдеев? — вспомнил Рымкевич. — Тоже проникся?
— У него, как вам сказать… период сложностей.
— Не сочиняй. Он толковый специалист. Недаром к тебе послали, пусть укрепляет. Будешь его шпынять — накажем.
