Халдеев, наморщив лоб, внимал Зимину, не делая никаких попыток оправдаться. Он ждал, что вспышка пройдет сама собой или обратится на привыкших к непрестанным накачкам инженерам. Он считал, что уже давно пора заканчивать пятиминутку, а не превращать ее в балаган. Но Зимин не успокаивался.
— Молчите? — спросил он. — Я требую ответа!
Халдеев протер платком очки и ничего не сказал.
«Вот нервы! — подумал Зимин. — Хоть кол на голове теши».
— Нечего ответить? — с грустноватым выражением заметил он. — Ну-ну…
И он оставил главного инженера.
Приходилось самому наказывать Тимохина, дело склонилось именно к этому.
— Морозов, ты, значит, вчера был один? — недоверчиво спросил Зимин. — Почему же ты не возмущался, когда я объявлял тебе взыскание? Скромничал? А в душе возомнил себя героем? Мол, не буду унижаться?.. Давай-давай… По-моему, это просто-напросто трусость.
Морозов внимательно глядел на него. Говорить было нечего; он не понимал, чего добивается Зимин. По своему опыту он знал, что нет для руководителя ничего более страшного, чем нерешительность в ту минуту, когда надо действовать, потому что прощается многое — и несправедливость, и грубость, и ошибки, — прощается не от трусости или беззлобности, а оттого, что общее дело сильнее человеческих слабостей, оттого, что объединенные люди сами избавляют свою память от злых отметин, в противном случае им было бы невозможно объединиться; но нерешительности не прощают — она плодит бессилие и опустошает душу.
И сейчас Морозов ощущал, как мечется Зимин, как тот опасно неуверен в себе.
Чем бы ни закончилось нынешнее разбирательство, было ясно, что на шахте наступают черные дни.
— А ты, Тимохин, хорош гусь, — сожалеюще сказал Зимин. — На чем скользишь? На ровном месте скользишь! Теперь сам на себя обижайся.
— Сергей Максимович! — воскликнул Тимохин.
Зимин остановил его движением руки.
— Василий Иванович, — попросил он Пелехова, — пометьте у себя: Тимохина и Морозова строго предупредить в приказе.
— А формулировка? — кадровик наклонился над книгой и уперся в страницу ручкой.
— Вы спите? — съязвил Зимин. — Кажется, ситуация предельно ясная.
— Значит, за отсутствие на работе без уважительных причин, — сказал с удовлетворением Пелехов. — Попросту за прогул.
— Так и пишите! — приказал Зимин. — Что еще?
Пелехов задумчиво глядел на него.
— Ну что еще? — воскликнул Зимин, — Удивляюсь, как можно спать с открытыми глазами!
— А формулировка на Морозова? — спросил Пелехов. — Он не прогуливал. Я так понимаю, нужна убедительная формулировка.
