— Разрешаю!
Зимин заметил, что Греков усмехнулся снова. Инженеры были удивлены, по кабинету пронесся тихий шепот разговоров. «Привыкли, что я несдержан, — подумал Зимин. — Надо следить за собой. Вот сейчас я сдержался. А он парень дрянной, и его надо еще воспитывать и воспитывать».
К Морозову наклонился Тимохин и стал что-то шепотом говорить, досадливо морщась. Что он говорил, Зимин не слышал, но догадался, что Тимохин недоволен поведением Морозова.
Между тем Морозов поднялся, взял у кадровика Пелехова листок бумаги и написал заявление об отпуске.
— Ты же меня подводишь! — громко бросил Тимохин. — Костя, не твори глупостей.
— Отстань, — буркнул Морозов.
— Сергей Максимович! — вдруг воззвал Тимохин. — Морозов сейчас крайне нужен на участке! Он показал умение работать. В перевыполнении суточного плана — его большая заслуга.
Эта суетливость показалась Зимину неприятной. Хотя начальнику шахты хотелось досадить Морозову, ябедничество Тимохина задело лично его, и он перестал думать о Константине. Его покоробило то, что Тимохин, вместо того чтобы защищать интерес своего товарища, неожиданно и бесстыдно становится на сторону более сильного. И Зимина в эту минуту не трогало, что сильная сторона — это он сам, Сергей Максимович.
— Значит, в перевыполнении плана его большая заслуга? — со сложной интонацией спросил Зимин.
— Да, Сергей Максимович!
— А разве не твоя?
— Я говорю о Морозове, — Тимохин уклонился от прямого ответа. Он не мог признаться, что вчера был на шахте лишь утром; по этой же причине он не стал защищать Константина, когда тот получил выговор.
Зимин все же уловил мгновенное замешательство Тимохина. И в силу своей недоверчивой, противоречивой натуры он что-то заподозрил. По-видимому, думал он, Тимохин что-то утаивает, а как раз из-за этого утаивания Морозов и прет на рожон.
— Душа моя, — ласково сказал Тимохину Зимин, — полчаса назад ты так доложил, что все поняли — в перевыполнении мы потрудились (он ткнул пальцем в Тимохина), а с транспортером они недоглядели (его палец указал на Морозова). Вот так ты нам доложил…
— Ну мы все вместе, — невнятно произнес Тимохин, покраснев всем лицом и лысиной. — Собственно, пусть Морозов отдохнет три дня, раз ему приспичило.
— Ты совсем запутался, душа моя, — улыбнулся Зимин. — Филя, — кивнул он диспетчеру Кияшко, — какие вчера ты приметил доблести у этого горячего юноши?
Кияшко выкатил на него свои голубые ясные глаза, в которых светилась благодарность за приветливое обращение.
