— Завтра выдают ордера, — сказала Антонина. — Надо быть в девять утра.
Два следующих дня Стахов помогал Антонине переехать на новую квартиру.
Спросил между прочим, почему-то стесняясь:
— Ты мне ключи от дачи собираешься дать?
— Об этом я хотела говорить с тобой, — она сделала серьезное лицо. — Ты не должен там жить один...
— Как?
— Дача наша общая, хотя и записана на тебя. Папа тоже вложил в нее определенные деньги...
— Но я же там работаю... У меня там архив.
— Об этом надо было думать раньше, — сказала Антонина, и по скулам ее побежали красные пятнышки.
Стахов примирительно сказал:
— Надо что-то решить.
— До тех пор, пока все не решено в законном порядке, ты не должен бывать там. И тем более кого-то туда таскать.
— Я никого не таскаю, я работаю, — раздражаясь, сказал Стахов.
Такой желанный, такой, казалось, прочно устоявшийся мир рушился. Стахову вспомнилось, как Антонина, встретившись с ним на следующий день после их решительного объяснения, так же вот гоняя по скулам красные пятна, жестоко кинула:
— Знаешь что? Ты мне оставь нажитое. И катись ко всем чертям! К Кущину, к Пущину, Бабущину, хоть к самому Наполеону!..
А он шел тогда на встречу с ней, терзаясь болью, ее просьбами не уходить, не разрушать прошлого, пожалеть будущее. Она клялась, что все у них будет хорошо... Но он ушел и не мог себе найти места вплоть до новой встречи, не присев, не сомкнув глаз, — все думал, думал и готов был опять из великой той жалости быть вместе с ней.
И вот снова она говорила ему:
— Ты ушел, и ты должен от всего отказаться...
И он чувствовал себя виноватым, и терзался этой виной, и не мог понять, почему все так.
— Чтобы не ввязывать в наши отношения общественность и милицию, оставь дачу до решения суда, — сказала Антонина. — Кстати, в суд я подаю завтра. Мои требования остаются прежними — оставь все нажитое и... — Она сделала паузу, вспомнила откровение отца и выпалила: — И можешь идти к Зубовой, Карзубовой, Кастрюлевой, Мастрюлевой! К кому хочешь.
— А ты иди к черту! — заорал Стахов.
«Почему она хочет скандала, почему не может посмотреть на происшедшее трезвыми глазами? Ведь мы вместе пришли к выводу, что жить так нельзя! — думал Стахов. — Неужели невозможно найти мирного варианта? Ведь сотни семей расходятся достойно и тихо. Почему мы должны стать врагами?»
— Ты что сейчас делаешь? — спрашивал Алешка.
Растяжки с него сняли. Вовка на соседней кровати катал по пузу трехколесную машину. Все было тут по-старому. Но только на крайней от двери постели вместо Завьялова лежал другой мальчишка с переломом трех ребер.
