Агей Михайлович решился.
— А я, — сказал, легко смахивая и грелку, и полотенце, — его размажу по стенке. — И, поддернув подштанники, заспешил к телефону. Набирая номер, выкрикнул: — Я защищу своего внука от скверны! Защищу и воспитаю....
Телефон не отвечал, и он, продолжая держать трубку у уха, давал советы:
— А ты пиши! Пиши во все инстанции! У него есть любовница! Это точно! Я знаю — Зинка Зубова! Историк... Мы тебе устроим историю. Главное — аморальное лицо... Какой подлец...
Антонине не стало легче от этой так неожиданно проявленной энергии. Она снова подумала, что было бы лучше, если бы отец нашел какие-либо оправдания Стахову, что-то другое посоветовал ей.
«Как там Алешка? — больно кольнуло в сердце. — Бедный мальчик. Теперь без отца...»
Агей Михайлович громко и возмущенно говорил с кем-то по телефону. Убедительно говорил, доказательно. Она не слушала, знала, что теперь отца не остановишь, он добьется самой жестокой кары для Стахова... Он сумеет.
— Когда подашь в суд? — спрашивал отец, натягивая брюки.
— Завтра.
— Потребуй.ареста на дачу, машину, сбережения.
— Как?
— Чтобы не жил, не-ездил, не тратил...
— Сберкнижки на мое имя...
— Уверен, таскает на дачу проституток.
Антонина вспыхнула.
— Я поменяла за дверях замки, ключи у меня.
— А как же он там живет?
— Лазит в окошко на кухне.
Голядкин расхохотался, живот его под бандажом весело затрепетал. Хохотал долго, прыская и вскрикивая, потом повторил:
— И все-таки таскает проституток через окошко... Вот накрыть бы с поличным...
— Па-па, — осуждающе сказала Антонина. — Я не верю, чтобы...
— Конечно, конечно, — перебил Голядкин, — ты не знаешь, что такое мужчина! Даже я... — снова захохотал, скрывая то ли смущение от оговорки, то ли делая значительную паузу, но это неприятно поразило Антонину, и он заметил: — Хорошо! Пошутили и хватит. Мы ничего не потеряли! Ушел — и прекрасно! Ты кандидат, научный сотрудник, дочь уважаемого человека, мать-одиночка, наконец! Закон на твоей стороне. А кто он такой?! Выскочка! Зазнайка! Без пяти минут кандидат на вылет из университета. Ты знаешь, что он опять написал заявление на творческий отпуск?
Антонина кивнула головой.
— И этот дурак подписал его! Скажите пожалуйста — заканчивает книгу... Он не имел права подписывать ему заявление. Не может работать — пусть уходит. И уйдет... Мы ничего не потеряли...
Агей Михайлович любил поговорить и умел.
Антонина успокоилась. И все-таки не того она ожидала от отца, не того…
