— Рано, пташечка, запела, — сказал Мыло, обернувшись к Курице, — как бы кошечка не съела... — И швырнул Глебу двадцатикопеечную монету.
Теперь Глеб должен был ударить первым. Ударил. Потом ударил Мыло, и его длинный средний палец, как резиновый, вытянулся и коснулся Глебова трояка.
— Гони, Аршин, деньгу назад! — Мыло хохотнул, как хрюкнул, и уничтожающе посмотрел на Курицу. — Чё, Курица, не квохчешь?..
И ударил. И снова Глебов биток с двуглавым императорским орлом настиг оловяшку.
— Двадцачок, — потребовал Глеб, а сам лихорадочно соображал, как же самому-то бить, чтобы Мыло не «натягивал».
Двадцатикопеечная монета переходила из рук в руки. Ватага, вытаращив глаза, следила за небывалым. Мыло стал демонстративно зевать, мол, с тобой, Аршин, каши не сваришь.
— Давай, давай, — подбадривал Глеб, а сам ругал себя — наступать научился, а обороняться нет!
И со злости запустил свой биток так, что тот, едва коснувшись столба, перелетел через головы болельщиков и упал далеко в стороне.
— Ха, Аршин, ты бы за версту забросил!..
— Все в законе, Мыло! — возмутилась орава.
Мыло ударил, но его оловяшка полетела в другую сторону, где и настиг ее Глебов трояк. У Глеба дрожали руки, он был как в угаре: теперь он понял до конца, как надо бить!
— Везет Аршину, а? — сказал Мыло, как бы оправдываясь перед дружком из «паханов», который молча подошел к играющим и молча же, сонно следил за полетом битков.
Везет!.. Если бы кто-нибудь присмотрелся к Глебу повнимательней... Он копировал, обезьянничал, повторял за Мылом все его движения, даже гримаса на лице во время удара была Мылина, блатная.
Удар. Полет трояка. Звон его об. оловяшку. Восторженный визг оравы.
— Гони двадцачок! — едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, требовал Глеб. Его распирало счастье — еще бы! Он тянет Мыло — грозу базарного пацанья, Мыло, который столько раз лишал его, Глеба, двух сладких подушечек, Мыло, который обдирал всех подряд благодаря своим паклям!.. Мыло нехотя отдал Глебу шестую монету. Орава насмехалась над ним — не на того нарвался!..
— Кончай, Мыло, — сказал вдруг «пахан», — дело есть. — И нагнулся, и поднял с земли Глебов трояк с двуглавым императорским орлом, опустил биток к себе в карман.
— Отдай! — закричал Глеб: он знал, что весь его выигрыш не стоит хорошего битка. — Отдай, подлюка! — Но тут же был отброшен к столбу, больно ударился о него спиной.
— Он у тебя, наверно, заколдованный, а? — спросил Мыло, и они захохотали оба с «паханом».
