Литургия смерти и современная культура | страница 59
И, наконец, нам нужно вновь увидеть смерть не как «последнюю ступень» для всех, включая и живых, и счастливых, и даже святых, но как реальность, основное содержание которой — надежда. Вы, вероятно, слышали о новом богословском направлении (а у нас на Западе каждые полгода появляются новые направления!), которое называется «богословие надежды». К сожалению, когда мы начинаем листать эти книги, той надежды, которую мы хотели бы найти, там нет... Там нет той высшей надежды, в которой и заключается существенная новизна христианской смерти. Да, мы по-прежнему мертвы. Да, труба, возглас, снисхождение — все это еще не произошло. Но мы знаем, мы почти знаем, как знал апостол Павел, как это будет, хотя слова его с трудом поддаются нашему пониманию. И потому эта тишина — как в Великую Субботу — еще до крестного хода, до «Христос воскрес из мертвых», перед закрытыми вратами (ничего еще не произошло) — все же Благословенная Суббота. Этот мир, этот покой уже здесь. Черные облачения сняты, и гроб в середине церкви цветет; окруженная цветами, это — жизнь уже торжествующая.
Именно поэтому, взирая на Великую Субботу, я бы предложил в качестве «психотерапевтического совета» (хотя я не большой поклонник таких советов) не проявлять слишком большого интереса к знаменитому «промежуточному состоянию». Если вы спросите меня: «Где находятся сейчас мои бедные усопшие близкие?», я предложу вам не искать ответа ни в современных, ни в древних книгах, но подумать о Великой Субботе. Если в вашем приходе нет этой службы — быстрее забудьте о смерти и восстановите Великую Субботу! Отбросьте все остальное! Объявите мораторий на похороны, пока не восстановите Великую Субботу! В ней — истинное обретение «смерти как перехода», ибо здесь истинная надежда — предвкушение Царства Божия, почти знание его. Если мы можем сказать после литургии в мире сем: «И дай нам причаститься Тебе в день невечерний в Царствии Твоем...» («Подавай нам истее Тебе причащатися в невечернем дни Царствия Твоего»), то даже сейчас, ничего точно не зная, глядя сквозь тусклое стекло как через туман, мы уже предвкушаем Его Царствие. В лучшие моменты своей жизни мы знаем, что имеем в виду, говоря: «Да приидет Царствие Твое», и мы знаем, почему купец все продал для того только, чтобы купить ту единственную жемчужину, знаем, почему люди покидают мир, чтобы быть там и только там, — если это возможно здесь, то насколько же в большей степени это удел тех, кто уже не отягощен заботами мира сего.