Легко и свободно неслись облака.
С запада прошло звено вражеских «девяносто седьмых».
Одиноко маячил в небе степной орел. Он ходил размашистыми, однообразными кругами, редко-редко пошевеливая крыльями.
Николай лежал, не шевелясь, и все глядел вверх.
Чем дальше, тем мучительнее хотелось спать. Николай упрямо боролся со сном. И все-таки заснул.
Когда он проснулся, было уже темно. Высоко стояли звезды.
Николай встал и пошел на запад. Справа виднелись редкие огоньки — вероятно, костры на далеком неприятельском бивуаке. Николай сделал большой крюк, намереваясь обойти японское расположение, но, по мере того как он шел, огни появлялись все вновь и вновь. Они приближались. Наконец Николай увидел, что это окопы второй линии на позиции противника. Повидимому, они служили жильем для японских резервов.
Николай силился представить себе, где именно он находится. Восстановил в памяти все движения бурмистровской девятки и эволюции Ююкина. Он постарался представить себе карту фронта и мысленно водил по ней пальцем, вспоминая данные разведсводок и стараясь найти «окно» в линиях японцев. Подумав, взял еще влево.
Идти становилось все труднее. Сапоги немилосердно терли ноги. Когда приходилось вытаскивать ноги из песка, хотелось кричать от боли. Стали попадаться болотца. Сапоги наполнились водой. Николай сел прямо в воду и разулся. Идти по прохладной воде стало легче, но теперь босые ноги больно резала осока.
Огни справа гасли один за другим. То ли баргуты переставали жечь вечерние костры, то ли прерывалась позиция. Оттуда же, справа, все чаще стали доноситься разрывы снарядов, орудийные выстрелы и слабые, едва слышные хлопки винтовок.
Изредка вспарывала воздух пулеметная очередь; она возникала неожиданно и так же неожиданно обрывалась.
Николай шел, потеряв представление о времени. Усталость была так велика, что боли в ногах он уже почти не чувствовал. Он шагал по инерции, сознавая, что если остановится хотя бы на минуту, то дальше не сможет идти.
Небо начинало бледнеть. Звезды пропадали одна за другой.
Близко справа воздух разорвала короткая очередь пулемета.
Николай остановился.
Вот снова в том же месте. Совсем близко.
Выстрелы были частые, сливались в одну дробную строчку. Николай настороженно вслушивался: он не мог ошибиться — это была скорострельность советского пулемета. У японских был совсем другой, более низкий тон и гораздо более редкий темп стрельбы.
Присевший было Николай вскочил и побежал на вспышки справа. Он уже не заметил, когда советскому пулемету ответил японский. Только уловив писк пуль у себя над головой, Николай понял, что проскользнул в «окно» и очутился между окопами своих и японцев. Бросился на землю и пополз. Пули пищали над ним. Из советского окопа взвилась ракета. На фоне посеревшего предрассветного неба ее свет показался Николаю беспомощно слабым. Но и этого слабого света оказалось достаточно, чтобы советские стрелки заметили ползущего с японской стороны человека. По Николаю открыли винтовочный огонь. Огонь был размеренный, неторопливый. Но, пока длилась темнота, он не мог быть прицельным.
