Спустя час, в сумерках, наказав спутникам по рейсу уходить, когда совсем стемнеет, на вторую явку Любасов и Ульянцев отправились в глубь Черного города. Они долго кружили и петляли по узким улочкам, прежде чем свернуть в один из бессчетных переулков и постучать в дом, адрес которого выучили наизусть в кабинете Кирова.
— К Марье Ивановне вход со двора, — откликнулись изнутри на стук.
Тем же голосом, когда они вошли во двор и постучали в первую дверь, сказала, открыв ее и загородив собой порог, молодая женщина:
— Марья Ивановна уехала к сыну в Баладжары. Что передать ей?
Любасов нерешительно забормотал:
— Тегеранский товар привез, как уговорились, когда она одолжила нашему кормщику Ильичу бензин на зажигалку...
Женщина посторонилась, пропустила моряков через порог, задвинула засов на двери:
— С приездом, товарищи. Я — Марья Ивановна.
Ульянцев непринужденно произнес:
— Низкий поклон вам от Сергея Мироныча.
Это была вторая условная фраза, и женщина обрадованно прошептала:
— Наконец-то!.. Идемте.
Она провела гостей через две смежные комнаты к внутренней двери, за которой оказалась третья комната, и в ней, за столом, у фарфоровой керосиновой лампы-«молнии», человек, хорошо знакомый шкиперу почти двенадцать лет: с памятного на всю жизнь дня, когда рулевой Любасов услышал его клятву над гробом инструментальщика нефтепромысла «Борн» большевика Тучкина, убитого полицией.
— Федя! — устремился к нему шкипер.
Губанов шагнул из-за стола навстречу вошедшим, обнял старого друга, с чувством пожал руку Ульянцеву:
— Добрались-таки, морские души!.. А мы, грешным делом, крепко опасались, что не удастся вам проскочить.
— Чуть-чуть не угадали, — без улыбки пошутил шкипер, объяснив: — Позавчера за Наргином попались на глаза «Геок-Тепе». Проклятый крейсеришка навел прожектор и чесанул из пулемета!.. Левый борт исковырял от форштевня до кормы. Наше счастье, что берег близко и время позднее. Темнота спасла, успели заскочить в Буйволиную бухту... Пришлось чиниться. Полтора суток латали дырки.
— Никого не задело? — забеспокоился Губанов.
— Обошлось. И рыбница в полной сохранности, и все прочее. Так что принимай в свою флотилию, Федя. И позволь разгрузиться.
Шкипер покосился на женщину, с добродушной откровенностью сказал:
— Вы извините, Марья Ивановна, только вам лучше в соседней комнате побыть минут с десяток...
Притворив за ней дверь, он достал складной нож и подошел к Ульянцеву:
