«Эх, если бы в самом деле так было... — Сантро не докурил сигарету, предложенную Багратом, сказал, что нужно приглядеть за водой, и отошел. — Если бы так было... — И вновь воображение повлекло его за собой, закрутило. — Я сажусь в поезд вместе с Давидом и его тренером Папашей...»
Вот прощальный гудок. Потом, только ступили они на подножку — Давид, Папаша Штамм и он, Сантро, — народ их осыпает цветами. Шум, слезы... А потом грохочет мост под тяжестью состава и поезд пересекает границу... Ну держись, Мохамед Али, несдобровать тебе — едет Давид, внук ачманукца!..
Бригадир и Ерем все еще стоят в дверях сторожки. Рука бригадира придерживает полевую сумку. «Пора на пенсию...» — звучат в его ушах слова директора совхоза, и пальцы нервно теребят старую, выцветшую и все-таки такую дорогую ему полевую сумку. Он как-то растерянно окидывает взглядом границы бригадных садов, словно хочет разглядеть то, что до сих пор было вне поля его зрения. И виноградник, и персиковый сад сегодня еще краше и еще дороже ему.
«Наши сады... До чего же хороши...» И опять пальцы его забегали по сумке, а краем глаза посмотрел он на Ерема. И Ерем показался ему родным, хотя ранее он никогда не питал симпатии к своему хворому ровеснику.
(А если бы он еще знал, что сегодня Ерем сторожит последний день, да и то не полный день. Он не успеет дождаться своего сменщика, ночного сторожа, его прямо с поля увезут в больницу...)
— Постарели мы с тобой, Ерем, недолго уж нам осталось... Вон молодежь подросла, — и он кивнул головой в сторону Арма, — теперь их очередь, пусть трудятся.
— Гм... Где ж директор бригаду для Арма найдет? — поинтересовался Ерем.
— Меня снимет, а его назначит, — Марухян хотел было засмеяться, чтобы скрыть за смехом невольно сорвавшееся с губ признание, но горло будто обручем кто-то стянул, и он только улыбнулся.
— А он Арма пусть в Карцанк назначит, — предложил Ерем.
— Да пусть... — Сам Марухян надеялся только на это, в Карцанке осенью новые бригады будут организованы. — Кто же против? Я за это двумя руками голосовать буду. И бригады новые, и он молодой...
— Гм... — Ерем ждал продолжения, а Марухян уже смотрел в сторону Арма, и ему хотелось с ним поговорить, о чем, там видно будет, но непременно поговорить.
— Ну, я пошел... Поглядим, как оно будет, — и снова пожалел своего ровесника: — Ты очень-то не мучай себя, Ерем. Тише едешь, дальше будешь...
Ерем с трудом волочил левую ногу. Он пересек главную дорогу Бовтуна, впечатав больной ногой в густую мягкую пыль несколько полумесяцев, свернул на садовую тропинку, поросшую пыреем, отряхнул пыль со здоровой правой ноги и двинулся к каналу.
