— Ну, выдал! С камнем воюешь! А ты что, с камнем шуры-муры заводишь?
Очень уж понравились Ерему слова сына и даже захотелось, чтоб он их еще разок повторил — шуры-муры заводишь! Так ему! Ну-ка, ну-ка, что он на это ответит? Да нечего ему ответить!
— Я с камнем по-братски, бок о бок тружусь, — Арма улыбнулся и вдруг как-то сразу стал серьезным, вспомнил спор с Мираком.
«Да, мозги набекрень у этого парня, ни ему они не служат, ни другу, ни недругу. И вообще затянулась что-то эта болтовня. Пора ее кончать».
Ерем тяжело поднялся, дотронулся до лома и резко отдернул руку — лом раскалился на солнце. Подул на пальцы и искоса глянул на хохочущего сына.
— Отец говорит, — Варос дышал в ухо Арма, — говорит... — он хотел поделиться отцовскими планами, — хорошо бы машину купить... — и вдруг вспомнил строгий наказ: об этом никому ни слова. — Говорит, было бы так: дунешь — вот тебе машина, дунешь — камни расколоты, — повел он речь в другую сторону.
— Лучше, Варос, — усмехнулся Арма, — чтоб и дуть не надо было, только глянешь — камни и расколятся.
3
— Арма! — Артуш был уже навеселе. — Здорово!
Буфетчик вернулся, пиво принес, и Артуш стоит возле порога буфета — одна рука в кармане, другой сигарету возле губ держит, плечи опущены — и из-под надвинутой на лоб кепки обшаривает взглядом улицу. Как у ребенка, объевшегося похлебкой и мающегося животом, пояс у него болтается ниже пупа.
В буфете собралась молодежь.
— Сам не пьешь, так выплесни или Артушу отдай, — смеются.
Каждый из этих юнцов годится Артушу в сыновья.
А Артуш, прислонившись к стене, стоит на пороге, знаками зазывает Арма в буфет.
— Арма! — теперь он уже идет Арма навстречу и остро глядит из-под бровей, из-под козырька, как бы внушает ему свою мысль. — Пошли опрокинем с тобой по стаканчику.
— Не хочу.
— Ты меня ни во что не ставишь, а я парень хороший, — колотит себя в грудь. — Давай по стаканчику опрокинем, доброе пивцо.
— Не хочу.
— Идешь камни колоть? — Выпускает завиток дыма из уголка губ и криво усмехается. — Чего ж ты себя не пожалеешь?.. Однако ты крепок, уж ударишь, так ударишь.
Арма спокойно высвобождает руку.
— Если б у меня на целине напарник был такой, как ты... Ух!.. Если б ты меня послушал... Я со всяким якшаться не стану, я не такой. Это я о тебе думаю, мне-то что, сегодня тут, а завтра поминай как звали... Пошли, — тянет его. — Да, крепок ты, уж ударишь, так ударишь, — косится на его мускулы. — Да и я не промах, ты на меня так не смотри. Сегодня чуть не врезал этому хаму Баграту. Собирался дать ему в рожу, чтоб он зубы выплевывал. А потом думаю, ладно, он старик, пусть почешет языком... Шалопаем обзывал, да я ему... — Артуш по-молодому ругнулся и, петушась, посмотрел в сторону конторы, где стоял Баграт. — Не пойти ли, не дать ли ему сейчас в морду?.. Глянь-ка, глянь-ка, как он выставился!..
