А когда он учился в десятом классе, объявил во всеуслышание, что станет агрономом, а потом председателем. И точка. И вот тогда крестьяне увидят, как надо руководить хозяйством. Но он не прошел в институт по конкурсу и усмехавшемуся председателю резко сказал: «Ничего, цыплят по осени считают». Потом его забрали в армию, вернулся он прежним и с прежними намерениями. Председатель был все тем же председателем, и Каро был все тем же Каро, норовистым и непримиримым.
И как-то вечером во время спора бригадир с издевкой заговорил: «Каро у нас академик». Сельчане знали, что сын Гспо только что вернулся из армии... «Какая там армия! Человек академию окончил!» Ссора разгорелась. «Академика» попросили выйти из конторы. А в ответ Каро захохотал — это он должен попросить выйти из конторы всех, кто развалил колхоз! Всех, вплоть до председателя! И уже близко то время, близко... Каро хохотал. Терпеть такое дальше было нельзя, и бригадир схватил его за локоть, чтобы вытолкнуть из конторы. Хватит, в конце концов! И Каро залепил ему оплеуху...
«Дурак... — Баграт издали смерил взглядом присевшего на корточки Каро. — Это ж уметь надо — сесть в тюрьму за одну пощечину!.. Если не может нормально разговаривать, так чего лезет?» — Баграт прямо даже разозлился.
Потом остановился возле Артуша, который сидел на ступеньках буфета, глянул в сторону конторы и между прочим спросил:
— Ты что это тут уселся, шалопай?
Буфет закрыт, буфетчик пошел за пивом, вот Артуш и ждет.
— Ждешь, что буфетчик тебе стаканчик поднесет?
— Не твое дело, — Артуш уголком рта выпускает дым и следит за тающим колечком.
Артуш младше Баграта всего лет на пять, ему уже за сорок, но и лицом, и движениями — движениями особенно — очень он молод. Не верится, что на войне был. А он по пьянке показывает шрам на груди и рассказывает, как был ранен.
«Приказ был рыть траншеи... — всегда одинаково начинал он свой рассказ и одинаково его заканчивал: — Моя траншея была самая глубокая, но все-таки меня первого и ранило».
— Ты, видать, сегодня уже наклюкался?
Артуш по-молодому дерзко смотрел на Баграта и выпускал из уголка рта дым тому в лицо.
— Да, недозрелый ты еще... Тебе будто лет семнадцать-восемнадцать.
— А мне столько и есть. Ступай своей дорогой.
Когда началась война, Артушу как раз столько и было — семнадцать лет. Был он хрупким, тоненьким, со светлым лицом, нос ровный, карие глаза вспыхивают беспокойно и необычно.
«Я влюблен, ребята, влюблен! — Он не знал, что через месяц разразится война. — Влюблен! Вот только не знаю, в кого».
