— Спасибо, Петр, за приглашение. Однако боюсь...
— Не смей отказываться. Никаких отговорок!
— Боюсь, что не смогу. Завтра весь день занят, а сегодня мне необходимо побывать у Симахина.
— Вот и чудесно! Мы же с Андрюшей почти соседи. Он на набережной, а я неподалеку в переулочке. Прямо от него ко мне и шагай. Адрес запиши. Жду непременно. До самой скорой встречи!
— Кто это звонил? — спросила Нина Павловна.
— Петр... Петр Аркадьевич...
— Векслер?.. Но ведь ты... Ведь ваши отношения...
— Правильно, Нина. Я ничего не забыл. Даже ощущение брезгливости сохранилось... А все-таки интересно, как сказалось на Петре Аркадьевиче прожитое время? Шутка сказать — не виделись двенадцать лет!
— Пойдешь к нему?
— Прежде всего к Андрею. Ну, а потом... Не знаю. Еще не решил.
Едва Веденин оказался на улице, как им овладело предвкушение близкой встречи.
Он любил бывать в мастерской Симахина: каждый предмет в ней говорил о вкусах и наклонностях хозяина. На первый взгляд обстановка мастерской могла показаться беспорядочной. Между этюдами на стенах висели и принадлежности туриста, и рыболовные снасти, и охотничье ружье. Под мольбертом лежали высокие болотные сапоги. Тюбики красок могли быть перемешаны с шахматными фигурами. На столе, в углу мастерской, — куски минералов, пестрые кустарные игрушки, коробки трубочного табака, карты, исчерченные синими карандашными маршрутами. Полки до отказа забиты книгами и журналами... Но, самое удивительное, при всей своей разнородности все эти предметы превосходным образом дополняли друг друга. И столь же превосходно соответствовали коренастому, энергично двигающемуся их владельцу.
Веденин невольно убыстрил шаги. «Ох, и достанется же сейчас Андрею! Скрылся, замолк, пропал... А ну-ка, голубчик, изволь отчитаться! И картину новую показывай!»
Вскоре вышел на набережную Москвы-реки. Со стороны Крымского моста по реке скользили легкие байдарки. Они скользили у подножья высоких каменных домов, из окон которых открывался широкий вид на Замоскворечье.
Закинув голову, Веденин отыскал балкон, примыкавший к мастерской Симахина. Сколько раз на этом балконе разгорались жаркие споры. Андрей Симахин оставался таким же, каким Веденин помнил его со студенческих лет, — спорщиком, бунтарем. Спорить любил до самозабвения. А потом вдруг со смехом обнаруживал: «Но ведь между нами, Костя, нет никаких расхождений!»
Все это вспомнил Веденин, входя в подъезд, облицованный гранитными плитами. Лифт поднял его на восьмой, последний этаж.
