Часа два работали, не проронив ни слова. Затем, на несколько шагов отступив от мольберта, Веденин вполголоса произнес:
— Не то!
Никодим Николаевич вопросительно обернулся.
— Все еще не то! — повторил Веденин.
Отбросил кисти и устремил на свой холст долгий взгляд.
Вздымая каскады слепящих искр, лилась из мартеновской печи огненная струя металла. Наверху, на мостике, — фигуры плавильщиков, маленькие фигуры в соотношении с огромным телом мартена. Внизу же, вокруг ковша, силуэты литейщиков. И такой ярчайший свет излучает хлынувший металл, что им озарен весь пролет цеха — до самых стропил, до самой кровли, под которой, на головокружительной высоте, бьется алое полотнище знамени.
Даже сейчас, в незавершенном виде, в некоторых местах лишь обозначенное отдельными мазками, грубыми угольными контурами, — даже сейчас полотно отличалось уверенным живописным мастерством.
Однако Веденин снова повторил:
— Еще не то!.. Не так!..
— Я не решаюсь, Константин Петрович, быть критиком...— начал Никодим Николаевич.
— Напрасно! Мы же давно работаем вместе. Вы должны знать, что я никогда не был любителем внешних эффектов.
— Внешних эффектов? — переспросил Никодим Николаевич. И возмущенно вдруг взмахнул руками: — Как вы можете говорить о внешних эффектах? Ваше полотно так ярко передает.
— И все же что-то еще не найдено. Что?.. В колорите ошибка? Или в композиции?.. Не знаю еще. Но должен найти!
Веденин снова схватился за кисти. Через некоторое время заглянула Нина Павловна.
— Тебе звонили, Костя, из союза. Просили напомнить: на два часа назначено заседание правления.
— Помню.
— А Зоя, даже не позавтракав, убежала в институт. Сегодня у нее последний зачет.
— Желаю успеха, — нетерпеливо кинул Веденин.
Вторично Нина Павловна зашла в мастерскую уже в дневные часы, проводив Веденина.
— Вы бы отдохнули, Никодим Николаевич. Принести вам чаю?
— Бога ради, не утруждайтесь. Мне обязательно нужно сегодня...
— И Константин Петрович и вы последнее время так много работаете...
— А как же, Нина Павловна! Существуют сроки — самые реальные, самые жесткие. Константин Петрович должен поспеть к открытию выставки, а я... Копию ждут. Самое позднее, должна быть готова к середине июля.
Никодим Николаевич спрыгнул с подставки, на которой стоял перед холстом, вытер руки.
— Разумеется, я не могу сравнивать свою работу с тем, чем занят Константин Петрович. Но и у меня свои трудности. Взгляните, как легко, как прозрачно написана студеная дымка воздуха... А эти солнечные блики, перебиваемые морозным дыханием лесорубов... В копии это легко огрубить. Но я не допущу!
