Он умиленно посмотрел на Веденина. Поймал его пристальный взгляд и наклонил голову:
— Удивлен, Костя? Изменился я за эти годы?.. Правильно. Тучным стал, полысел, обзавелся одышкой. Являю собой зрелище, так сказать, мало высокохудожественное... Тем отраднее взирать на тебя. Ты-то сохранился в наилучшей форме!.. Но что же, милый Костя, ты молчишь?
Веденин не успел ответить. Дверь приоткрылась, заглянула девочка:
— Дяденька, к вам пришли!
Вскочив с проворством, непостижимым при его тучности, Векслер снова устремился в коридор:
— Погоди, Костенька, сейчас и не так удивишься! Сейчас, сейчас!..
Пока он отсутствовал, Веденин окинул взглядом развешенные по стенам этюды. Он давно не видел работ Петра Аркадьевича — этого неистовства красок, кричащего торжества светотени. И отметил про себя: «Все тот же распад формы, все та же абстракция. Неужели он никуда от этого не ушел?»
Векслер вернулся с немолодым, тощим человеком. Подтолкнул его вперед и крикнул:
— А это кто? Изволь догадаться!
Человек стоял перед Ведениным в позе робкой и приниженной. Очки и лысинка поблескивали, руки стискивали потертый портфель.
— Право, не могу узнать.
— А ты вглядись. Ты смотри внимательнее.
— Нет, не узнаю.
— Не узнаешь? — воскликнул Векслер с каким-то горьким злорадством. — Это же Мишка Георгиевский!
Да, теперь Веденин наконец узнал все такого же робкого, пугливого Мишу Георгиевского, — над его ограниченными способностями вволю когда-то потешались сотоварищи по академии.
— Ну, вот мы и в сборе, — заявил Векслер, едва Веденин успел поздороваться с Георгиевским. — Мишка недавно в Белокаменной появился. Вернулся из многолетних странствий... Хватит, хватит разглядывать друг друга. Помоги, Мишка, накрыть праздничный стол.
Стол был накрыт, придвинут к тахте. Появилась закуска, вино.
— Сейчас, Костенька, сейчас! Сгораю от нетерпения поднять бокал за твою моложавость, твои успехи!
Потом, когда первый бокал был осушен, Веденин, снова скользнув взглядом по стенам, спросил:
— Ну, а теперь ты чем занимаешься, Петр?
— Только не этим, не этим! Ты на этюды не смотри, — от прежнего времени сохранились, к нынешней моей жизни отношения не имеют... Теперь другой работой занят!
И показал на большой холст. Холст был прикрыт куском линялой материи.
— К новой картине приступил. Только извини: пока никому не показываю. Гляди, грязная тряпица прикрывает холст. Однако час настанет — сорву эту тряпку.
Горделиво взмахнув рукой, Векслер замер в напыщенной позе. Но тут же рассмеялся:
