— Вот эту, яркую? Желтую с черным?
— Именно ее.
— Ух ты!
— Если вы не знаете, это такая штука, которой мы, полицейские, отмечаем место преступления, чтобы туда не совали свой длинный нос разные частные сыщики, которых хлебом не корми — дай потоптаться своими башмачищами по оставшимся уликам, — протянул он.
— А если я пообещаю ходить на цыпочках?
— Тогда я пообещаю прекратить размазывать вас по стене, как только пойму, что вы не оказываете сопротивления при аресте, — заверил он веселым тоном. Потом лицо его посерьезнело, и взгляд сделался стальным как клинок. — Это место преступления. Нельзя.
— Молли, — сказал я вполголоса. — Ты не будешь возражать, если мы с полицейским побеседуем с глазу на глаз?
— Конечно, — согласилась она. — У меня все равно дел полно. Вы меня простите? — Она повернулась и, не оглядываясь, поспешила по коридору.
— Хоть поговорить со мной об этом вы можете? — спросил я Роулинса.
— Ну… — вздохнул он. — Слушайте, Дрезден, я ничего против вас не имею. Поговорить поговорим. Но внутрь я вас не пущу.
— Почему? — не сдавался я.
— Потому что это может обернуться против парня, которого мы забрали.
Я нахмурился и склонил голову набок:
— Да?
Роулинс кивнул.
— Мальчишка этого не делал, — сказал он. — Но камеры видеонаблюдения зафиксировали, как туда заходил он, потом пострадавший, и больше никого. И я все это время сидел здесь, не отходя. Я точно знаю, что никто другой не входил и не выходил.
— Откуда тогда вы знаете, что на старика напал не мальчишка?
Роулинс пожал плечами:
— Никаких других улик. Он не задыхался, а ведь так отколошматить человека — дело непростое. И руки у него совершенно целые — не разбитые, и крови на них не было.
— Так почему же вы его арестовали? — спросил я.
— Потому что никто другой этого сделать тоже не мог, — ответил Роулинс. — И еще потому, что старик был в отключке и не мог ничего рассказать, чтобы снять с парня обвинения. Мальчишка не бил его, но это не значит, что он не замешан. Я так подумал, что, может быть, он знает, как нападавший сумел проникнуть внутрь незамеченным, поэтому забрал парня и допросил. Решил, что, если у него имелся сообщник, он скорее расколется, чем будет брать все на себя. — Роулинс поморщился. — Только он не раскололся. Он вообще ни черта не знал.
— Зачем же его увезли?
— Я не знал, что он уже проходил по одному делу, пока не разобрался с бумагами. Повторное обвинение автоматически переводит его в категорию подозреваемых. Очень некстати всплыло то дело. Он может погореть, даже если не виноват.
