— Нет Погорелова. Он погиб и все остальные тоже…
И, выплевывая время от времени сгустки крови, Давыдов рассказал, что Погорелов со своей группой больше получаса держал под огнем мост через Буг, не давая врагу возможности переправиться. Трупы тридцати немецких кавалеристов вместе с лошадьми остались на мосту, преграждая путь едущим сзади. Погорелов приказал Давыдову отползти на заставу за подмогой. Уже из кустов, прикрывающих местность, называемую «Шибеницей», Давыдов увидел, как немцы, переплывшие Буг севернее, напротив развалин двенадцатой заставы, со всех сторон окружили группу Погорелова. Давыдов видел, как гитлеровцы штыками прикалывали раненых. Он слышал крик Погорелова: «Гранатами их, хлопцы!» И на этом крике все оборвалось…
Почти весь луг перед заставой хорошо просматривался из маленькой щели подвального окошка.
Гласов прижался к пахнущей глиной продолговатой щели. По лугу были разбросаны скрюченные серые трупы врагов. Гуси уже успокоились, вылезли из оврага, в котором протекала Млынарка, и важно разгуливали по мягкой муравке, косясь на мертвых гитлеровцев.
Политрук слышал треск мотоциклов возле Илькович, вплетающийся в орудийную канонаду, и понимал, что теперь немецкие автоматчики объезжают заставу стороной по дороге, ведущей окраиной Илькович на Бараньи Перетоки. Над Ильковичами поднимался черный столб дыма.
«Наверно, колхоз горит», — подумал Гласов.
Он не ошибся. Это догорали подожженные первыми же немецкими снарядами хозяйственные постройки колхоза в Ильковичах.
* * *
За лугом, там, где кусты сплошной стеной заслоняли Буг, ничком лежал Николай Сорокин. Раненые бойцы Егоров и Сергеев, которые несли наряд на левом фланге, добравшись до заставы, рассказали, что оставили там его мертвым.
Все еще не верилось, что Сорокин убит. Многие ждали, что вот-вот покажется он во дворе, пусть раненый, но живой. Все еще не мог поверить в его смерть и политрук Павел Гласов, то и дело поглядывая с надеждой в сторону Буга, — а не приползет ли оттуда Сорокин?
…На карточке, подаренной некогда Гласову, Сорокин написал: «Верьте мне, товарищ политрук, я оправдаю слова, которые вы сказали моему отцу!»
«Да, он оправдал их», — подумал Гласов, в эту минуту ему представился домик № 44 на Кустарной улице Вичуги, а в нем старый Иван Иванович — отец пограничника Сорокина.
Теперь уже вся страна знает про войну. Все слушают радио. Миллионы советских людей с напряженным вниманием ждут вестей именно отсюда, с границы, откуда война началась…
