И засияли два круга алхимических там, где петли были, железо ржавенькое расплавили, да тут же и заковали, и стали петлицы новехонькими, словно только бы от кузнеца забрала. Одного только аспид не учел — когда кует кузнец, он же не прямо на дереве-то железо расплавляет.
— Кхе-кхе, — закашлялась я, рукой дым разгоняя.
— Исссправил, — прошипел леший, пламя гася, да дерево обугленное наращивая.
А я на это дело посмотрела, вздохнула, охранябушку добрым словом поминая, и перевернула блюдце серебряное — да только не было там уже никого, одна пустая, холодная, меня растерянную отразившая серебряная поверхность. И грустно так стало.
— Твое платье, — сказал аспид, — и туфельки.
И сложил все аккуратно на кровать мою.
— Благодарствую, — ответила рассеянно.
За окном гремел пир веселый, пели песни заунывные и заувойные волкодлаки, подпевали им бадзуллы, что-то вставляли со смехом вампиры — веселилась и пировала нечисть почтенная, им, в отличие от меня, сегодня не воевать.
— Ты на пир иди, господин Аедан, — посоветовала, заклинание читая про себя, — об одном лишь прошу — в вине меру знай сегодня, коли лешенька да Водя не справятся, твоя помощь понадобится мне.
И выпрямился аспид, хотя навроде и так ровно стоял, на меня поглядел глазами змеиными, да и спросил:
— А что ты делать собралась, хозяйка лесная?
Но ответила ему не я, леший ответил:
— А ты, аспид уважаемый, что на опушке яра Гиблого будучи парубком безусым делал-то?
Медленно аспид голову повернул, странно так на лешиньку поглядел, весьма странно, словно убить его прямо сейчас готов и всколыхнулась в нем эта злоба страшная, я аж побледнела, да только… как всколыхнулась, так и схлынула, и ответил Аедан сквозь зубы:
— Не я.
Леший на меня посмотрел. Я на него, ему и сказала:
— Не он, говорила же тебе.
Но друг верный на своем стоял:
— Говорила, да опосля подумала, и к выводу пришла, что прав я.
— Да, была мысль такая, — согласилась я, — только господин Аедан сейчас в такую ярость пришел, что одно могу тебе сказать — был бы там он, да еще парубком нервнонеустойчивым, он бы не боль свою отпустил, а весь яр сжег к чертям гулящим.
Тут и аспид и леший так на меня посмотрели, что даже неудобно как-то стало.
— В ярость пришел? — переспросил лешенька.
— Боль отпустил? — в свою очередь вопросил аспид.
Объясняй им все теперь. Вздохнула я, поднялась величественно, да и высказала:
— Лешенька, месяц высоко, пора нам. Аспидушка, я тебя уважаю, силу твою признаю, авторитет тоже, но коли еще раз на лешего моего взглядом таким поглядишь, вышвырну из моего леса заповедного не задумываясь. Понял меня?
