Достоевский (и еврейский вопрос в России) | страница 22



Он, прежде всего, полагался на русскую общину, на вековой уклад жизни крестьянства.

Он полагал, что именно община станет центром жизни освобожденных от рабства землепашцев. Продажа людей, как скот, разрушение семей, телесные наказания – все это порочно. Но все это должно уйти из жизни внизу по воле тех, кто наверху: царя и господ, душами владеющих. И если он допускал мысль о восстании, то не более как в полемическом задоре, в споре, не более.

Пройдет время, и Ф. М. не только признает, что подвергся справедливому наказанию за необдуманные случайные увлечения утопиями, – более того, он напишет: «Царь для народа не внешняя сила. Царь есть воплощение его самого, все его идеи, надежд и верований его…»

Пройдет тридцать лет, и в одном из диалогов на замечание собеседника, что с ними поступили несправедливо, ибо никаких противоправных действий они, в сущности, не совершили, Ф. М. резко возразит собеседнику со свойственной ему горячностью: «Нет, нет, справедливое. Нас бы осудил русский народ… И почему вы знаете – может быть, там, на верху, т. е. Самому Высшему, нужно было меня провести на каторгу, чтоб я там… узнал самое главное, без чего нельзя жить…»[15]

Но это все потом, много позже, когда, колеблясь между державными патриотами российскими и западниками, он все же будет отдавать предпочтенье своим, русской национальной идее. Пока же ему предстоит пережить самое страшное событие жизни. Событие, которое послужит материалом всего великого, что он создаст в русской литературе для народов России.

По делу кружка Петрашевского, как видно из доклада графа Орлова Николаю I, арестовано 34 заговорщика.[16] Ф. М. подвергся аресту вместе с братьями Михаилом и Андреем. Однако он взял всю вину на себя, и братья вскоре были освобождены. 29 апреля 1849 года все арестованные оказались в Петропавловской крепости, как все государственные преступники еще со времен Петра I.

По степени вовлеченности в заговор Ф. М. попал в группу самых опасных преступников. Эти оказались в казематах Алексеевского равелина. Здесь в мрачном каземате, в тягостном одиночестве Ф. М. сохраняет полное присутствие духа. Как только (по прошествии 2-х месяцев) им всем из группы особо опасных дали бумаги и разрешили писать, он пишет небольшой рассказ-новеллу «Маленький герой» и обстоятельное письмо брату.[17]

Самое интересное, что в письмах (от 23 июля и 18 августа) он сообщает брату, что работает над романом «Деньги». Согласитесь, что нужно обладать присутствием духа и изрядным мужеством, чтобы, сидя в каземате и ожидая сурового приговора, писать рассказы и замышлять романы.