– Мы остаёмся, – безапелляционно заявил Крот. – Поставим шалаш, как раз отвлечешься, а потом попробуешь снова.
– Как я могу пробовать то, о чём и понятия не имею?
– Разберёмся. Иди и принеси пока вон ту лесину, отлично подойдёт для основы.
Спустя пару часов, разводя костёр рядом с готовым шалашом, Крот вдруг сказал:
– Мне кажется, мы просто неверно понимаем смысл работы твоей мутации. Ведь это «зеркало»: оно и не будет ничего никому отправлять, пока на него не направлено действие извне.
– Не совсем понимаю, – без энтузиазма проговорил Штык.
– Ты не можешь нанести ментальный удар, – терпеливо сказал Крот. – У тебя для этого нет ничего. Но ты можешь отразить чужие эмоции, мысли, настроение. Так всегда ведь было. Сам вспомни.
– А сегодня? Как я на тебя сбросил свои настроения?
– Думаю, что ты не мне их сбросил, а Фениксу через «цепь судьбы». Он отреагировал с удивлением и попыткой понять, что это было, для чего ему пришлось в памяти восстанавливать полученные ощущения. Его чувства вернулись к тебе через «цепь судьбы», а «зеркало» уже отбросило на меня.
– Очень сложно, – покачал головой Штык. – И как-то не слишком похоже на правду.
– Ну, это хотя бы какая-то версия. Всё лучше, чем ничего.
– И какой из этого вывод?
– Генерировать страх должен я, – просто сказал старик. – А твоя задача – уловить его и попытаться отразить на меня же.
Вздохнув, Штык вернулся к тренировке.
Потянулись долгие часы, проведённые в попытках нащупать что-то хотя бы интуитивно, чтобы найти сокрытое в бездне подсознания. Штык несколько раз предлагал закончить бессмысленную трату времени, но Крот неизменно отвечал, что спешить некуда. Если же вдруг удастся добиться хоть небольшого контроля над «зеркалом», это решит массу проблем и вопросов. И с этим приходилось соглашаться.
Понемногу смеркалось. Измученный внутренними усилиями Штык всё чаще думал о том, что пора бы бросить всё, поесть и завалиться спать. Старый сталкер тоже выглядел измученным: судя по всему, попытки вызвать в себе страх оказались весьма изнурительными.
В сон клонило всё сильнее, а напрягаться расхотелось совсем. Штык продолжал сурово сдвигать брови, имитируя внутреннюю работу, но думал уже лишь о том, как уговорить Крота бросить бестолковое самоистязание.
И вдруг что-то случилось.
Штык почувствовал прилив тоски, и внутренний взгляд на миг заволокло тёмной пеленой, которая мгновенно исчезла, как будто её и не бывало. Крот дёрнулся и резко выпрямился.
