В соответствие с принятым решением за пару дней мне удалось уладить дела на работе и выбить неделю отпуска. Родителей успокоил желанием немного развеяться на юге Крыма, на что и получил горячее одобрения. Еще полдня потратил на оформление билета и гостиницы.
В дороге я так и не смог уснуть. Где бы я не находился — в аэропорту, в самолете, в крымском автобусе — стоило мне только прикрыть глаза, как картина вновь представала перед моим внутренним взором, заставляя сердце сжиматься от дикой тоски, а тело трепетать от желания прикоснуться к полотну. Эта тяга была настолько сильной, что пожирала меня изнутри, словно смертельная лихорадка.
К концу пути собой я уже напоминал голивудского зомби, которого жажда плоти с бешенной силой гнала вперед. У меня осунулось лицо, под глазами появились черные круги, а сами они горели каким-то нездоровым блеском, который привлекал ко мне внимание каждого второго полицейского. В бодрствовании меня еще как-то поддерживали крепкий кофе и энергетики, который приходилось пить просто слоновьими дозами.
— Мужчина, вам плохо? — из забытья, в котором я лихорадочно пытался приблизиться к картине, меня вырвал хриплый женский голос кондуктора. — Да, упоролся он, Танюха! Как пить дать, набухался! Как бы мне он все кресла не облевал. Хорошо хоть за проезд сразу заплатил, а то потом ничего не вытрясешь у него, — встрял и недовольный голос водителя, показавший вихрастую бошку из-за своей каморки. — Не-а, не алкаш вроде, — прохладные пальцы коснулись моих щек. — Выхлопа нет, а и шмотки вроде приличные. Ого-го, да у него лопатник полный денег.
Наконец, мне удалось открыть глаза и сфокусировать зрачки над склоненным надо мной лицом немолодой женщины с резким запахом какого-то дешевого парфюма. Кондуктор тут же отпрянула от меня, забрав впрочем и свою руку из моего внутреннего кармана.
— Прибыли, мужчина, прибыли, — быстро затараторила она, немного растягивая слова и непривычно окая. — Конечная. Все уже давно вышли, а вы все сидите и сидите.
Пробормотав в ответ что-то неразборчиво (на более обстоятельную беседу у меня просто не было сил), я медленно поднялся с места и шатаясь побрел в сторону двери, через с хрустом открывающиеся створки которых уже через мгновение оказался на улице.
— Хр…, — июльская жара побережья, сразу же навалившись, мгновенно выбила из моего тела последние остатки прохлады.
Судорожно открывая рот, я прошел до конца площади и свернул налево, в узкий проулок, в конце которого, как я помнил, и находился тот самый музей.
