Он поддерживал меня во всех моих ранних бунтарствах и был единственным, кто всегда был на моей стороне. Именно он сказал мне убираться, при первой же возможности. Он принял меня; сказал, что я напоминаю ему его самого в подростковом возрасте. Что на самом деле было довольно тревожно.
Часовня выглядела такой же приземистой и уродливой, как и всегда: нетёсаные камни, скрытые под густым плющом, который угрожающе зашевелился и закрутился, когда я подошёл к открытой входной двери, - часть системы раннего предупреждения Джейкоба. Я погладил плющ и ласково с ним поговорил, и он снова расслабился, когда узнал мой голос и вспомнил. Дверь, как всегда, была полуоткрыта, и я уперся в неё плечом. Тяжёлое дерево громко заскрежетало по голому каменному полу, подняв облако пыли. Я несколько раз кашлянул, чихнул и заглянул во мрак. Ничего не изменилось. Скамьи всё ещё были сложены у дальней стены, дабы освободить место для огромного чёрного кожаного откидного кресла Джейкоба, а рядом с ним стоял старомодный холодильник, который почему-то всегда был полон неземной выпивки. Перед креслом стоял массивный старый телевизор, на котором были навалены настоящие кроличьи уши в качестве приёмников - усилители. Джейкоб не оглянулся, когда я подошёл. Он безвольно развалился в своём огромном кресле, серая истончённая фигура, которая то появлялась, то исчезала, когда его концентрация ослабевала. Он выглядел старше смерти, его лицо было покрыто множеством морщин, костлявый череп украшали лишь несколько длинных прядей волос.
В настоящее время он был одет в выцветшие шорты-бермуды и футболку с надписью: ” Мы тоже делаем ЭТО…”
Он допил остатки пива и выбросил банку; она исчезла, не успев коснуться пола. Джейкоб резко махнул в мою сторону серой рукой, оставляя в воздухе тонкие эктоплазменные следы.
- Заходи, Эдди, заходи! И закрой за собой дверь. Эти сквозняки разрушают мои старые кости.
Я стоял рядом с его креслом, сложив руки на груди. - И что это за кости, ты, отвратительный старый ревенант?
Он хмуро посмотрел на меня из-под кустистых белых бровей. - Когда станешь таким же древним, как я, парень, тоже будешь страдать от болей и болячек. Это нелегко, быть таким старым. Или все бы этим грешили.
- Как у тебя может что-то болеть? Ты мёртв. У тебя больше нет настоящего тела.
- Правильно! Глумитесь! Если я мёртв, это не значит, что у меня нет чувств. То, как семья обращается со мной в эти дни, заставляет меня ворочаться в могиле.
