Вера уловила перелом в настроении отца. Замечание баронессы она пропустила мимо ушей.
– Папочка, ты уже меньше хмуришься. Я позову Давида, он придет со своей скрипкой.
– Мы не хотим его! – повторила баронесса.
– Чудной игрой он сотрет последнюю морщинку на твоем лице и последний знак зла в душе.
– Верочка, ты так сильно любишь этого е… этого Давида?
– Нельзя не любить его, папочка! Ты сам увидишь! Я иду телефонировать ему.
– Ты словно воск в ее руках! – вскричала баронесса, когда Вера вышла.
– Она единственное мое дитя, Катюша. Ее детские ручонки обвивали мою шею…
– У тебя будет зять еврей!
– Ребенком она прятала свое мокрое от слез лицо на моем лице…
– Картавый еврейчик назовет тебя дедушкой!
– Ты сводишь меня с ума!
– Крючконосый внучонок будет прятать свое сальное рыльце на твоем лице!
– Молчать! – вскричал барон.
На физиономии барона отразилась неподдельная мука. Он бессильно уронил голову на стол. Потом сказал, глядя перед собой: “Я не могу вновь потерять Веру… нельзя не любить его…”
8. Порвалась струна
Музыкант Давид Квиксано и бывшая революционерка Вера Ревендаль, молодые эмигранты из России, познакомились в Нью-Йорке и полюбили друг друга. Любовь соединила их сердца над широчайшей пропастью, что пролегла меж Давидом и Верой: он – еврей, она – аристократка, дочь барона.
Давид сочинил симфонию во славу американской свободы. Он был приглашен великим дирижером в лучший оркестр для исполнения партии первой скрипки. Его заработок внушителен, и, кажется, нет помех для скорой женитьбы.
Память Давида омрачена картинами страшного кишиневского погрома. На его глазах были убиты отец и мать, сестры, братья. Он сам уцелел чудом – бандиты приняли раненого за мертвого. Время не стушевало лица злодеев, и не заживает душа.
Барон Ревендаль, отец Веры, убежденный монархист и не менее убежденный ненавистник евреев, командовал царскими войсками в Кишиневе в те ужасные дни. Нежное отцовское сердце не вынесло размолвки с дочерью. Желая помириться с нею, барон приехал в Нью-Йорк. Как и отец, Вера хотела мира. Раздор прибавляет цену согласию.
Мысль о намерении дочери выйти замуж за еврея нестерпима для барона. Но если чего-то нельзя избежать, то презирать это можно. Он приготовился принять неизбежное, только бы единственное дитя вернулось в его жизнь.
Давид и Вера говорят о своей любви и о своем будущем.
– Давид, теперь мы сможем, наконец, пожениться!
– Достанет ли моего жалования первой скрипки?
– Несомненно!
