По бокам двери замерли двое полицейских; в углу за конторкой сидел писарь, молодой розовощекий человек, на его круглом лице испуг ("Цареубийцу лицезрю!") перемешался с крайним любопытством.
— Рысаков, Рысаков! — сокрушенно, можно сказать отечески, распекал Добржинский, стоя перед табуретом, на котором нахохлившейся птицей сидел арестант. — Только жизнь началась! Девятнадцать лет! Вместо того чтобы служить отечеству — с бомбой на государя императора, на царя-освободителя. — И вдруг, наклонившись к Рысакову, гаркнул: — Будете говорить или нет? — Писарь уронил стило на лист бумаги и тут же ухватил его. — Отвечать!
Рысаков странно дернулся и прошептал:
— Не желаю…
— Он не желает! — Следователь Добржинский опять закружил по комнате. — А в петлю, милостивый государь, желаете? На эшафот? Ваши главари поумнее: таких щенков, как вы, на смерть посылают, а сами… — Он схватил со стола лист бумаги и поднес его к лицу Николая Рысакова. — Зрение как? Хорошее? Читайте подпись!
— Желябов… — Рысаков даже привстал, — Он… арестован?
— Да-с! — закричал следователь. — Арестован! И во всем сознался. Вас первым назвал! Он-то о себе позаботился. Рысаков, повторяю: чистосердечное признание…
— И меня не повесят? — перебил арестант.
— Конечно, нет! — Добржинский умело сдержал обуявшие его возбуждение и предчувствие победы. — Разумеется, полной свободы я вам не обещаю… Кроме того, Рысаков! Ваше признание облегчит участь и остальных… Ведь все равно мы их выловим. Вы им только поможете! Сейчас, когда они на свободе, от злобы, отчаяния натворят еще больших преступлений. Повторяю: вы им только поможете!
— Честное благородное? — Рысаков поднял голову, и следователь увидел его глаза. В них было одно — животный страх.
И Добржинский заорал с наслаждением:
— Мы с вами не на студенческой вечеринке! Отвечать! Кого еще вы знаете из Исполнительного комитета, кроме Желябова?
— Софью Перовскую…
— Еще! — следователь метнул взгляд на писаря. Перо судорожно скрипело по бумаге. — Еще фамилии!
— Фигнер Вера… Николай Саблин…
Лицо писаря пылало: он проникся величием исторического момента, в котором соучаствовал…
— Еще! Еще!
— Больше не знаю! Не помню…
— Как имя второго, с бомбой?
— Его называли Михаилом Михайловичем. И еще — Котиком.
— Сколько вас было с бомбами? Кто еще? Быстрее!
— Еще двое… Один Михайлов… Тимофей…
— Откуда взяли бомбы? Кто их делал?
— Кто делал, не знаю… Наверное, техник.
— Кто такой "техник"? — Добржинский навис над арестантом.
