— А это что? — спросил Желябов.
Подошел Кибальчич, взял книгу в руки.
— Сей труд принадлежит некоему французу Вернье, называется «Пиротехния». А эти два тома немцы сочинили, Бугич и Гофман, «Военная пиротехника».
— Еще новое оружие? — загорелся Андрей.
— Нет, — сказал за его спиной Кибальчич. — Вовсе нет. Нечто другое, совсем противоположное. Мирное…
И Андрей не узнал голоса товарища. Он резко повернулся — перед ним стоял незнакомый человек: сверкали глаза, нервный румянец выступил на щеках, рука быстро перелистывала страницы книги, пальцы слегка дрожали.
— Ты помнишь встречу этого Нового года? — спросил он.
— Как не помнить! — вопрос удивил Андрея. — Только февраль на дворе.
— Николай Морозов арестован? — снова спросил Кибальчич.
— Да. При переходе границы. Сейчас в Петропавловке, тюрьма Трубецкого бастиона. Но почему…
— Ведь мы с ним еще знакомы по Институту инженеров путей сообщения… — перебил Николай Кибальчич… — Ах, какая нелепость — угодить в тюрьму! Это ученый, Андрей, и поэт к тому же. А тогда, на встрече Нового года, мы разговорились на одну тему, на одну, волнующую нас обоих тему… Вы за вашими спорами и не заметили, что мы с ним продебатировали до утра. Тогда он подарил мне одно свое стихотворение. Погоди! — Он стал выдвигать ящики письменного стола, рыться в них. — Вот, послушай. — И он прочитал глуховатым от волнения голосом:
В глубине небес безбрежной
Даль светла и хороша,
И полна любовью нежной
Мира вольная душа.
Так умчимся ж, братья, смело
В мир небесной красоты,
Где свободе нет предела
В царстве света и мечты.
Унесемся в переливы
Блеска огненных миров,
Пролетим сквозь все извивы
Междузвездных облаков.
Звезды пусть семьею тесной
Окружают нас вдали,
Улетевших в мир небесный
С обездоленной земли…
— Прекрасно! — Волнение товарища передалось Андрею. — Но какая связь…
— Какая связь? — опять перебил Кибальчич. Он пристально всматривался в свой чертеж на столе. — Понимаешь, у развития науки есть свои законы. Наши познания достигают определенного уровня… В недрах научных достижений заложены некие потенциальные возможности. Они у разных ученых, в разных странах постепенно формируются в конкретный образ. Рождается идея… Ее необходимо воплотить в конкретные формы, закрепить в четкие формулы, в конструкции, если угодно. Сейчас витает над миром призрак одной идеи, одной невероятной идеи… Ракеты… — продолжал Кибальчич, и голос его звучал глухо, он словно вслушивался в себя. — Вот моя мирная и фантастическая идея. Однажды ночью я подумал… Энергия, которая выделяется при медленном горении спрессованного пороха… Ведь он не взрывается, а именно медленно горит. — Кибальчич задумался.
