Он, как и все, ходил по дворику тюрьмы, но с каждой минутой чувствовал, что ходить ему становится все труднее и труднее. Ноги будто налились свинцом, спина болела, в висках стучала кровь. Но он шел, не останавливаясь, не замедляя шаг, шел, как всегда ходил на прогулке. Дзержинский знал: стоит ему хоть в чем-нибудь нарушить правила, как Антону больше не удастся выйти на прогулку.
Самое трудное было впереди — подняться после прогулки на второй этаж. Если бы можно было остановиться, передохнуть хоть секунду! Но надзиратель не спускал глаз с Дзержинского. И Дзержинский знал: сегодня надзиратель растерялся и не смог сразу придумать какую-нибудь причину, чтоб запретить вынести Росола. Но завтра эта причина появится.
Дзержинский не ошибся. На следующее утро в его камеру явился сам начальник тюрьмы.
— Кто позволил вам нарушать режим?! — с порога крикнул он.
— Разве я сделал что-то незаконное? — спокойно осведомился Дзержинский. — Разве Антон Росол лишен прогулок?
— Нет, не лишен. Но пусть, если может, гуляет сам!
— Я попрошу вас назвать мне точно параграф в тюремных правилах, где было бы сказано о запрещении заключенному ездить верхом на другом заключенном, — скрывая усмешку, сказал Дзержинский.
Начальник тюрьмы растерялся.
— Итак, вы молчите, — продолжал Дзержинский, — вы не можете сказать, что я нарушаю тюремный распорядок. Поэтому прогулки Росола будут продолжаться. И прошу вас предупредить надзирателя, чтоб он не мешал.
— Как вы смеете таким тоном разговаривать со мной! — вспылил начальник тюрьмы. Он уже понял, что ничего не сможет сделать с Дзержинским, и хотел хоть как-то сорвать злость.
— Смею, господин начальник, — уже откровенно усмехнулся Дзержинский. — Вы, очевидно, знаете, я не скрывал от следствия, чтс я убежденный враг правительства и существующего строя. Вся моя жизнь — борьба против них, а значит — и против вас. Почему же я должен иначе с вами разговаривать?
Заключенные понимали, что поступок Дзержинского, вынесшего на прогулку товарища, не пройдет для него даром. Узнали они и о том, что в камере Дзержинского побывал начальник тюрьмы, а это ничего хорошего не сулило. И заключенные с нетерпением ждали часа прогулки. А когда он наступил и появился Дзержинский с Антоном на спине, все — и те, кто был в эту минуту на дворе, и те, кто смотрел сквозь маленькие окошки из своих камер, — облегченно вздохнули.
Как и вчера, Дзержинский медленно ходил по двору, соблюдая дистанцию, установленную тюремщиками между гуляющими заключенными, как и вчера, он делал вид, что такая прогулка ничего ему не стоит. И, как и вчера, ему было очень трудно — болели спина и ноги, стучала в висках кровь, тяжело было дышать. Но Феликс знал: он будет выходить так каждый день, чего бы это ему ни стоило. Если только болезнь (уже обострился туберкулез) не свалит его самого.
