— Забраться в банк тоже недурно, а? — спрашиваю я.
— Что толку? Все равно тут же сцапают.
— И то верно: сыщиков больше, чем мух. Оп-пля! Один как раз у тебя на ухе уселся, — я перехожу на «ты».
— Оп-пля! — отзывается он. — А другой у тебя на носу обосновался.
— Сервус!..
— Сервус!..
Дальше мы бредем на пару. Спутник мой время от времени нагибается, чтобы подобрать окурок; я же мечтаю найти неиспользованный трамвайный билет, усесться в вагон и наведаться в Кёбаню к пивным заводам.
— Послушай, а деньжат у тебя не найдется? — вдруг спрашивает коротышка.
— Был один филлер…
— Ну, и где же он? — взволнованно перебивает он меня.
— Я смастерил кораблик с парусами из цветов молочая, и он стал капитаном… Приладил ему спичечные ноги и голову — из спичечной головки.
— Ты мне скажи, где он, — упорно допытывается коротышка. — Дело в том, что у меня тоже есть один филлер… А ведь за два филлера можно целую сигарету купить!
— Далеко-далеко, на Венском тракте, — мечтательно начинаю рассказывать я, — плывет мой филлер на кораблике вдоль канавы… если, конечно, не потонул!
— На Венском тракте? — допытывается он. — Это у кирпичного завода, что ли?
— Угадал в точности, — криво усмехаюсь я. — Только почему это тебя так волнует?
— Да потому, оболтус ты эдакий, — в сердцах обрушивается он на меня, — что я сей же момент отправлюсь на поиски… А ежели найду, то смогу выкурить целую сигарету!..
Теперь я бреду по городу в одиночестве. Миши (так зовут коротышку) помчался в Обуду за моим филлером. «А вдруг да по пути найду еще один!» — размечтался он и с тем отбыл… Меня его уход не слишком-то огорчил. Его замечания насчет окраски плевков забавны, но по натуре он — мужичок прижимистый, такому палец в рот не клади.
Полдень. Я опять начинаю ощипывать листву с ресторанных террас, но теперь уже присматриваюсь к своим плевкам. Зелень, сплошь одна зелень… И, воздев очи горе, я с тяжким вздохом вопрошаю: — Скажи, господи, когда приведешь меня сплевывать ветчиной, рыбой, пирожными?
Я опускаюсь на пыльную скамью и отдыхаю под полуденный колокольный звон, а затем обгорелыми спичками пишу на скамье: «Здесь побывал А. Э. Г. 4 июля 1930».
А что, если тут, на скамейке, начертать свое прощальное послание?.. Сдует ветром?.. Или кто-нибудь усядется на него?
1930
Перевод Т. Воронкиной.
