делаю копии, а в начале следующего триместра доставляю их сюда, и мы находим способ тайком распихать журнал по всем пансионам.
— Все это смахивает на «Колдиц»,[16] нет? — сказал Том.
— Нет-нет! — воскликнул Эндриан. — Не слушайте Томпсона, он циничная старая галоша. Я за, Херня. Безусловно за. Какого рода статья тебе нужна?
— Ну, сам понимаешь, — ответил Хэрни, — что-нибудь подстрекательское, направленное против частной школы. В этом роде. Чтобы их всех пробрало.
— Я задумал подобие «фаблио», в котором наша школа сравнивается с фашистским государством, — сообщил Сэмпсон, — нечто среднее между «Скотным двором» и «Артуро Уи»…[17]
— Остановись, Сэмми, я распаляюсь от одной только мысли, — сказал Эндриан. Он взглянул на Тома: — Что думаешь?
— Ну а почему бы и нет? Похоже, повеселимся.
— И помните, — предупредил Хэрни, — никому ни слова.
— Наши уста запечатаны, — сказал Эндриан.
«Уста». «Запечатаны». Опасные слова. Пяти минут не проходит, чтобы ему не вспомнился Картрайт.
Хэрни извлек из кармана жестянку из-под табака и оглядел комнату.
— А теперь, — произнес он, — если кто-нибудь опустит шторы и запалит благовонную палочку, могу предложить вам упоительные двадцать четыре карата смолки из собранной в Непале черной конопли, каковую смолку надлежит выкурить незамедлительно ввиду того, что мерзопакость эта и вправду качественная.
Эндриан мчал по коридору к классу Биффена. Его остановил один из школьных капелланов, доктор Меддлар.
— Запаздываем, Хили.
— Вот как, сэр? И вы тоже?
Меддлар взял его за плечи.
— Вы несетесь во весь опор, Хили, не разбирая дороги. А впереди вас ожидают преграды, рытвины и страшное падение.
— Сэр.
— И когда вы рухнете, — сверкнув очками, сказал Меддлар, — я буду смеяться и кричать ура.
— В вас скрыта душа милосердного христианина, сэр.
— Слушайте меня! — рявкнул Меддлар. — Вы считаете себя очень умным, верно? Так позвольте сказать вам, что в этой школе таким, как вы, не место.
— Зачем вы говорите мне это, сэр?
— Затем, что если вы не научитесь жить рядом с другими людьми, не научитесь приспосабливаться, ваша жизнь обратится в долгий, прискорбный ад.
— Что и наполнит вас удовлетворением, сэр? Безумно порадует?
Меддлар смерил его гневным взглядом и изобразил глухой смешок.
— Что дает вам право, мальчишка, говорить со мною подобным образом? Почему, ради всего святого, вы считаете, что имеете право на это?
Эндриан с негодованием обнаружил, что на глаза его наворачиваются слезы.
