— А вы мужиков ботагами, ачихристы клятые!.. Евреи… Сколь вы с имя православных перебили, да сколь по лагерям сгноили…
— Для их же пользы, коль выгоду свою не чуют. И скотину на пастбище другой раз палкой выгоняшь, чтоб кормилась, жир нагуливала… А наш мужик скотина и есть натуральная… Слушал я, Меланья Архиповна, по радио — «Челкаша» передавали, Горький написал. Знаешь такого? — ухмыльнулся Гоша.
— Тьфу на вас, вместе с вашим… горьким-сладким! — старуха сплюнула и отвернулась. — Нехристи поганые…
— Так вот, — не обижаясь на старую, гнул свое Гоша Хуцан. — Горький там, значит, мужика показал… навозного, какой он есть. Ему бы море, чтоб сплошной чернозем. Да… Увидал море и запереживал: эх, мол ежли бы то земля да чернозем, да унавозить бы, да распахать бы, да пашеничку белоярову засеять… А что море — красота, понимай нету. Дундук… А у Челкаша, хоть и вор, бродяга, душа чует красоту.
— Во, во, — покивала головой бабушка Маланья, — крепких мужиков извели, одне воры да бродяги остались. Бара, как неводом, хрушкую рыбу высакали, гальяны остались… Не кулаки они были, а дураки: мантулили от темна до темна, а так всюю жись у рваных портах и пробегали.
— Скопидомы были ишо те, за копейку удавятся…
— Дак ежли копейки горбом да потом добыта…
— Зубами за свое добро держались. Волчарами кидались, за берданы да вилы хватались, когда мы их кулачили. Православные, мать их за ногу… — фыркнул Гоша.— Одной рукой крест кладут, другой под себя гребут… Ежели такие богомольные, то знали бы, что в Писании, бабка, так и записано: мол, легче верблюд в игольно ушко пролезет, нежели богатый в рай попадет. Вот бедным бы и раздавали свое добро… Дак нет же, сидели на своем богачестве, как собаки на сене.
Бабушка Маланья, щурясь, пристально оглядывала Гошу Хуцана и, покачивая головой, будто вопрошала: и как земля тебя носит, анчихриста, как гром не убъет, молонья не сразит?! Чуяла старуха: не переспорить ей Гошу, — обвык, никого не слушая, реветь на маевках, — и грех было спорить… кто спорит, тот назьма не стоит… но и азарт обличительный затряс трясеей, да и не хотелось оставлять последнее слово за фармазоном.
— Вот вы, кумунисты, деревенских хозяев-то разорили… кулаки, вроде… на выселку послали. Иные там, горемышные, и сгинули, Царство им Небесное… А чо же вы за богатых евреев-то не взялись, за купцов да лавошников? Те и торговали, и народ спаивали, и золотом промышляли… Сколь их у Домне торговало…
