— А если этого не произойдёт? — спросил Брегир, и тут же об этом пожалел: брови правителя резко сдвинулись к переносице, словно он пытался сдержать острый приступ боли.
— Брегир… — он вновь поднял серые глаза на телохранителя. Он не привык извиняться, да и не должен был, но в его взгляде читались отголоски вины. И бессилие что-либо изменить. — Если ты обратишься в чудовище… У нас не будет выбора. Мы не сможем сдерживать тебя вечно, — голос цесаря был тих и твёрд, и страшная волна схлынула, унося с собой всё, оставляя лишь ослепительно-белую, холодную пустоту. В оглушающей тишине, будто замедлившись, тяжело стучало сердце. В опустевшую голову по одной возвращались мысли. Два дня. Два дня, и всё может закончиться. И он никогда уже не обнимет её, не вдохнёт запах сосновой смолы от её шёлковых волос, не утонет в дерзких, смеющихся карих глазах. Не прикоснётся к загорелой коже, не сомкнёт пальцы чуть выше обнимающего тонкое запястье кожаного браслета, украшенного янтарём, который Брегир сам сплёл ей минувшей осенью, и с тех пор она его не снимала.
Гленнвен. Лесная девушка, что носит мужские порты и льняную рубаху, стреляет из арбалета лучше, чем добрая часть цесарских воинов. Дочь охотника, которую он назвал бы своей на исходе нынешнего лета. Маленькая отважная Гленн…
— У тебя же… есть невеста, — будто прочитав его мысли, прервал молчание цесарь, и Брегир лишь кивнул, не в силах вытолкнуть из сведённого спазмом горла ни единого слова.
— Я пошлю человека, — произнёс цесарь, поднимаясь. — Расскажешь, где он сможет её найти.
***
Гленнвен, чуждая цесарскому этикету, и не подумала ждать, когда перед ней растворят двери лекарской. Она так стремительно шагала по коридору, что провожавший её слуга отстал и затерялся где-то позади, хоть и не оставил надежды догнать её. Она бросилась к уже поднявшемуся на ноги Брегиру, обвила его шею руками, окутала запахами леса и костра. В её тёмно-русой косе застряли мелкие веточки, из-за расшитой тесьмы, перехватывающей лоб, выбилось несколько прядей, прилипших к мокрым вискам, а сердце стучало так сильно, что отдавало болью в раненом плече Брегира.
Он прижал её к себе и на миг закрыл глаза, пытаясь остановить этот момент, вырезать его в памяти как можно глубже, словно ножом на древесной коре.
— Этого не случится, слышишь? — прошептала Гленнвен. Она чуть отстранилась, чтобы обхватить его лицо ладонями и заглянуть в глаза. — Всё будет хорошо, вот увидишь! — в её взоре плескался страх, струился слезами по щекам, но голос был твёрдым и тёплым, словно нагретый солнцем ствол векового дуба. Гленнвен не замечала того, что плачет, пока Брегир не провёл пальцами по её щеке, вытирая мокрую дорожку.
