— Это — он, — мрачно ответил Хойбур.
Спустя мгновение из зарослей показалась окровавленная морда, а следом — меховая грудь и когтистая лапа, которые тоже были в крови. В чужой крови. Чудовище остановилось, переводя дух. Желудок Сольгерд завязался узлом, поднявшись к самому горлу, она похолодела и отступила назад, ловя ртом воздух, не в силах сделать вдох. Белый медведь смотрел на неё такими знакомыми, любимыми тёмными глазами с едва заметными, вспыхивающими в глубине светлячками! Это был Брегир. Но это — это никак не могло быть Брегиром!
Зверь сделал ещё шаг, и Сольгерд, сама того не желая, отшатнулась и непроизвольно вскинула ладонь, будто пыталась защититься.
Медведь замер, и светлячки в его глазах один за другим угасли. Он отступил в ночной лес, и ветки схлестнулись за ним, словно закрылся проход в иной мир. Белый зверь стремительно бежал вглубь леса, оставляя за собой ночную тьму и тишину.
— Брегир! — будто очнувшись, отчаянно закричала Сольгерд и бросилась следом, но сильные руки Хойбура перехватили её.
— Брегир! — Сольгерд рвалась и кричала, пока волна рыданий не накрыла её с головой. Державшие её руки разжались, и девушка осела на траву.
— Я предала его, — захлёбывалась она, — я отказалась от него, Хойбур! Я отказалась от самого дорогого, что есть в моей жизни!
Мощный, похожий на горный валун полугном стоял над безутешно рыдающей девушкой. Он бессильно уронил большие ладони и опустил голову так низко, что зарылся в бороду почти по брови. Он ничего не мог изменить.
Стоял солнечный весенний день, тёплый и ласковый — самая подходящая погода для цесарского пикника. Поляна на опушке леса была устлана пледами да скатертями, кругом суетились лакеи, расставляя корзины с фруктами, разливая из узконосых кувшинов лёгкое фруктовое вино и лимонад. Нянюшки неуклюже толкались вокруг маленькой цесаревны, во всю пытаясь сдержать её детские забавы: цесаревне «не пристало» бегать столь быстро, смеяться столь звонко и дёргать цесаря за рукав, привлекая отцовское внимание.
— Оставьте, милые, она же ещё дитя, пусть порезвится! — добродушно одёргивал излишнюю строгость цесарь, и няньки, недовольно поджав губы, уступали, оставив при себе своё несогласие.
Брегир уже два года служил цесарю, охраняя его маленькую дочь. За это время умение видеть, не глядя, и улавливать картину целиком при лёгком повороте головы, достигло совершенства. Он и ещё три телохранителя стояли по краям поляны, спиной к веселящимся людям, холодные и сосредоточенные, монументальные, словно пограничные столбы, отмечающие конец безопасной территории.
