– Правильно, мы вернем ее с долларом в придачу, чтобы покрыть расходы на стирку и амортизацию. Честность, Тату, лучшая политика. Спроси любого.
– Да-с, благодарю вас.
– Всегда будь честен, и тебе никто не будет страшен.
Японец был уже у дверей.
– Послушай, Тату, я в самом деле должен знать, где ты взял ее.
– Я достал, – улыбнулся японец и вышел.
Что ж, отчаянное положение требует и отчаянных средств. Билл натянул брюки, надел жилет и пиджак, когда до него донеслись первые звуки песни «Ростбиф старой Англии», фальшиво, но с претензией сыгранные наверху буфетчиком. Микклесен снова барабанил в дверь ванной. Выключив свет, Билл бесшумно отворил дверь и поспешил на верхнюю палубу, чтобы застать там Сэлли. Она взглянула на него с упреком:
– Солнце уже село, а вас все нет.
– Я знаю, простите меня, – ответил он и нервно схватился за воротничок. – Меня задержали.
– Этого недостаточно для оправдания, – посетовала она.
– Благодарю вас, – рассеянно произнес он, думая о том, что владелец розовой рубахи явно нуждался в новых воротничках. У этого воротника были такие острые края, что он казался недавно отточенным.
– Вы исключительно любезны, – улыбнулась Сэлли, – за что бы вы ни благодарили меня. Простите, у вас все в порядке?
– Конечно, нет, – ответил он. – Я знал, что вы прекрасны, но вечером… ну, как это говорится – мой ум помутился.
Сэлли поднялась.
– Пойдемте лучше обедать, – предложила она. – Папа терпеть не может, когда опаздывают.
Билл обнаружил, что его место рядом с Сэлли, и это открытие обрадовало его, тем более что по другую ее руку сидел Генри Фрост, соседства которого можно было не опасаться. Настроение Билла стремительно повышалось. Минуту назад погруженный в глубины отчаяния, он выплыл с триумфом, и теперь все в этом мире было чудесно. Как все изменила чья-то рубашка!
За столом Джим Бэчелор предложил Микклесену рассказать что-нибудь из своих приключений на Востоке, и в связи с этим во время обеда звучал монолог. Но подобно большинству англичан своего класса, Микклесен был прекрасным рассказчиком и заслуживал внимания. Он говорил о приключениях, пережитых им, когда он работал помощником редактора английской газеты в Шанхае, о тех временах, когда он болел тифом и лежал в госпитале в Йокохаме, о кровавой стычке, в которую попал однажды ночью в старом датском отеле.
Вместе с научной экспедицией он ввел своих слушателей в дебри Китая, напугал их шайкой разбойников и вовремя доставил их обратно в Пекин на аудиенцию к посланнику. Жизнь, какой он познал ее, была волшебной.
