Так решил я и вогнал контур портрета в краску стыда, истратив на него полтюбика ржавой охры. Охры, которой купил в отделе поделок. Телониус Белк однажды расстроился, увидев себя в зеркале со спины. Не ожидал, что седеет с такого невыгодного ракурса. Вот я и извёл на него полтюбика, а вторую половину — почему бы и нет — на папу.
И вот же — прямо с порога неожиданный сюрприз. Вместо Ботинка передо мной появляется Мопся. Знал бы, может её вместо родного папы нарисовал. Мне не жалко.
Она кисло улыбается. Смотрит на меня так, как будто хочет прочитать мои мысли. А я ограничиваюсь скромным «Здравствуйте». И даю ей зачем-то ложечку для обуви, хотя вообще-то она собралась обувь снимать.
«Здравствуйте», — все также кисло повторяет за мной она.
Я провожаю Мопсю в комнату. Там тянусь за окурком сигары, прочищаю её насморочным, неприличным звуком и — назло всем святым! — затягиваюсь. После чего кашляю не в силах остановиться. Просто сгибаюсь пополам, а не кашляю.
Когда-то одним из самых страшных снов для меня был когда-то такой: мы идём с Ботинком по городу и я вдруг зачем-то лезу в карман… беру папиросы… закуриваю… Ботинок смотрит на меня с грустью. Я тушуюсь, прячу всё в карман, а потом потихоньку выбрасываю в урну. Или мимо урны. В зависимости ототого попал я туда или нет зависит моё утреннее настроение. Хотя вся суть сна в том, что я закуриваю перед отцом. Просто вот такая вот истерическая боязнь того, что на это скажут родители.
И вот, наконец, это произошло. Тренируюсь на Мопсе.
— Ты куришь сигары? — ужасается Мопся.
Да куда там. У меня даже не хватит сил убедить её в этом.
— Нет, — с сожалением затушиваю я сигару в блюдечко, — Похоже, что всё-таки нет.
— А что за бутылки от водки тут в углу? — опять приходит в ужас Мопся.
А ведь и верно! Что-то я не сообразил в суматохе. Бутылок Джек Дэниелса для подростка четырнадцати лет здесь действительно многовато.
Довольно странно получается — белка моя вображаемая. А Джек Дэниелс, который она пьёт нет. Куда он, интересно девается? В воображаемую белку? Так ведь не может такого быть!
И сколько там этих бутылок уже, интересно? Мопся удивлённо гремит стеклом. Один, два, три, десять. Десять бутылок! И ещё одна, наполовину опорожнённая плавает в раковине. Потому что холодный коктейль — утреннее угощение Телониуса Белка
Мопся негодующе кричит. И она ещё даже не видела, что делается на кухне под подоконником, где обычно обедает Телониус Белк.
А он-то как раз и выходит сейчас из кухни с морошковым кофе в руке. Потягивается и удивлённо смотрит на признаки появившейся в доме женщины. Так и не уловив смысл происходящего, Белк уходит обратно на кухню. Оттуда раздаётся надсадный, трагический кашель.
