Именно поэтому ты не любил свою мать. Ты говорил мне, что она вышла замуж, зачала и родила тебя, не любя твоего отца. А расплачивался ты, родившись с тяжёлой формой ДЦП. Что ты прошёл в детстве и юности, будучи скрюченным и страшным, могу себе только представить. Я-то встретила уже могучего мужика, чья болезнь выражалась только в хромающей походке, мужчину, которого женщины обожали. Любой Дон Жуан мог бы позавидовать твоему списку любовниц! С тем большим уважением относилась я к тебе — ведь ты сделал себя сам. Со своей биологической матерью ты меня так и не познакомил за те несколько лет, что мы были вместе. Ты говорил: «Зачем тебе эта антисемитка?» Она, деревенская красавица, вышла замуж за твоего отца, умного еврейского паренька с университетским образованием, чтобы вырваться из деревенской нищеты, но ненавидела и презирала его. Даже став профессором, начальником лаборатории в Новосибирске, он не вызвал никакой симпатии у бывшей жены. Ты никогда не мог простить этого матери, считая, что она виновница твоих бед. Зачатие без любви.
Тебе помог твой Учитель, вернее Учительница. Она стала твоей настоящей матерью. Будучи на двадцать лет старше тебя, она сотворила из скрюченного закомплексованного паренька могучего мужика с сильными руками, жадно впитывавшего в себя все знания, которые она могла тебе дать. Не знаю, были ли у вас интимные отношения, меня это не интересовало. Она помогла тебе сделать себя сильным и мощным, и я была ей бесконечно благодарна.
Окончив медицинский институт, ты довольно скептично относился к современной медицине, потому так упорно изучал йогу и восточные традиции медицины. Эти знания в сочетании с твоим энергетическим даром, даром настоящего экстрасенса, а не халтурщика, которых так много сейчас развелось, делало тебя уникальным врачом. Вот так мы и познакомились. Официальная медицина приговорила меня к бесконечным операциям и больницам. Друзья отправили меня к тебе, потому что ничего хорошего медики мне не сулили, и терять было нечего.
Ты принимал больных в своей квартире. Я вошла в дверь твоей комнаты, и всё окружающее перестало для нас существовать. Мы сразу стали одним целым, пока ни в физическом, а в духовном смысле. Стоило мне сесть рядом с тобой, как нас накрыло чем-то единым и неразрывным. Не существовало ни пациентов, которых в тот день было много, ни твоей жены, ни дочери. Были только мы. Странно для такой, воспитанной в пуританском духе женщины как я, да и для тебя. Ты всё-таки огораживал свою семью от своих любовных приключений. Мы ещё не были вместе, а твоя жена уже почувствовала что-то и ревновала. Видно, по-своему она тебя любила. Но то, что было между нами, было большим, чем то, что обычно понимают под словом любовь. Две половинки нашли друг друга; наваждение, обрушилось на нас свыше.
