Навоз возили Лидушка Севрюгина да я. А Маня Саннушкова — наметывала. Она была не такая ходовитая. А Анютка Пашина-Милавина физически не работала. Она в сельсовете была. А зимой многие уезжали на лесозаготовку в Емцы Архангельской области по Мурманской дороге. Дома не было ни работы, ни хлеба.
Поборонено было на всяких лошадях. У Митрия была лошадь хорошая, но кусалась. Если остановишься, то за повод взять ее трудно. Приходилось ухитряться. Бадожком подтянешь повод и только потом возьмешь его в руки. А иначе — укусит. А как скажут на наряде: «Поезжай на Дмитриевой лошади»… Так и вздрогнешь. У Ивана Меньшакова лошадь была длинная. Запрягла ее как-то раз в телегу-одноколку. Навоз возила. Ей и стукнуло по ногам досками. Она и понеслась, да в прогон к Любе Ряхиной. Ладно тогда прогон завирали. Я и направила ее на огород. Она мордой-то ткнулась и остановилась. А то бы не знать куда понеслась — хоть выпрыгивай.
А другой раз боронила на своей лошади. Борона маленькая, деревянная. На повороте она и перевернулась. Поперечиной бороны и стукнуло лошадь. Она как рванет. Хорошо, что веревка, которая борону с направляющими связывает, оборвалась.
На лошадь-то одевают хомут да сиделку. Я маленькой была и говорю: «Тятька, ей ведь наверное тяжело?» А он в ответ: «А вот на тебя платье, да пальто надевают, так как тебе? Это ее одежда». А однажды лук чистила на шестке и говорю: «Вот здесь чищу, так глаза не ест. А на столе чищу, так ест. Почему?» А он в ответ: «Если не дурочка, так поймешь». Вот как ответил. Потом я и поняла, что едкие вещества в трубу вытягивает. Раньше говорили: «Интересная история — машина-лисапед». А сейчас вон сколько машин-то.
Посылали на лесозаготовку. Хочешь едь и не хочешь — езжай. А сейчас по своей воле. Надо заработать, так мужики поехали в лес на тракторах. А тогда-то не по своей воле. До сорокового года все работали в лесу да в лесу. Потом война. Там и погибли бедные люди. Семьи оставили. Не живали хорошо. На войне страдали, страдали, а которые живыми вернулись — опять страдали, восстанавливая хозяйство. С войны-то хлеба нет. Молотим зерно в гуменнике у Гриши Веюшкина. Всем взять зерна хочется, а нельзя. Работай, работай, а ничего не тронь. А кто на большине был, тот возами возил. И сейчас также.
Одинцова из Кущубы долго не рожала. Ее все на работу и посылали: давай иди туда, давай иди сюда. Ей понукания эти надоели. Она Паше Ряхину и говорит: «А что все иди, да иди? А на кого мне работать-то? Паша! У тебя смотри какое семейство, а жена дома сидит». А он отвечает: «А у моей Любы сердце болит». А потом подошла пенсия, а Люба и говорит: «А у меня и стажа нет». А откуда стаж-то. Ладно в конторе вся родня. Поставили главой семьи. Так пенсию получила больше чем у кого и стаж был и кто помаялся на работе. Ой, что делали, ой как хозяйничали.
