Тем временем моя работа в журнале идет своим ходом. И посылают меня в командировку не куда-нибудь, а в тогдашнюю советскую заграницу Латвию. В Ригу. Брать интервью у тамошних изобретателей.
Со мной увязался мой 15-летний сын Павел, уже студент Московского университета. Он в Латвии никогда до этого не был.
Едва поезд отошел от Рижского вокзала, отправился мой общительный и любознательный Паша знакомиться, кто еще с нами едет. Разговорился с группой интеллигентных англичан. Он легко и охотно говорил по-английски, сам по книжкам научился. И похвалился он, что едущая с ним мама написала книгу полезных советов, которая скоро выходит тиражом 500 000 экземпляров. Англичанки, которые оказались причастны к издательскому делу, ахали и говорили: — Полмиллиона экземпляров! Разве бывают такие тиражи? Да Ваша мама, наверное, миллионерша?
Сын скромно опускал глаза. Одна из дам дала ему экземпляр журнала, в котором работала, и попросила подарить маме. (Это был знаменитый «Good Housekeeping», по тем временам лучший в мире журнал полезных советов для дома).
Наутро встречаемся на перроне, и все англичане уважительно кланяются. Я — в черном финском пальто из плащевки на «рыбьем меху», на два размера больше, но зато слишком короткое (купила, какое в очереди досталось), в сине-серебряных пластиковых сапогах-луноходах и в порыжевшей от времени норковой шапке (моя гордость, доставшаяся от мамы). Я тогда еще изрекла небрежно с лондонским выговором «Very pleased to meet You» и поблагодарила за подаренный журнал.
Англичане восприняли мой наряд с пониманием. Посчитали, что дама, выпускающая книги полумиллионными тиражами, имеет право на экстравагантность.
В Риге все дни шли теплые дожди, и однажды утром, когда я собралась надеть свою норковую шапку, она развалилась у меня в руках. Прежде чем явиться на интервью к изобретателю, мы пошли с Пашей в магазин и купили мне вязаный белый берет. Сын отстранил мою руку с деньгами и заплатил за меня, небрежно и щедро, целых двадцать рублей со своей тридцатирублевой стипендии.
Я этот белый берет очень любила и долго его носила. В конце концов он покрылся пятнами уже от московских дождей. Пятна не желали отстирываться, я покрасила берет в фиолетовый цвет и продолжала носить.
Годы спустя в нашей семье случилась череда печальных, трагических событий и потерь. Среди немногого, что уцелело и напоминало о той жизни, когда мы были все вместе, был берет. Я его больше не надеваю, но все равно люблю и берегу. И всегда помню, как щедро и небрежно подарил мне его мой Паша…
