Я позвонила Тони, его не было, и я оставила ему сообщение на автоответчике: «Тони, я уже работаю на всю катушку с двумя классами, как насчет зарплаты?» Потом я приехала к нему в офис в свободный день, секретарши Бэкки на месте не было, и он, безрукий без нее, как и все начальники, но все-таки дал мне заполнить какие-то ведомости. При этом клялся и божился, что как раз-то по ним мне и будут платить как учителю.
Сидела я с этими ведомостями два с половиной часа, не поднимая головы. Надо было записать посещаемость каждого студента за три недели. Ну, думаю, теперь-то все. Но что-то мне говорило, что этого недостаточно. Поэтому на новой неделе, после утреннего класса, я по дороге домой взяла и самовольно заехала в отдел кадров этого школьного района. Это, конечно, было нахальством сверх степени. Тут это так не делается. Тут надо пройти через звонки, назначенные встречи и много-много бюрократической сутолоки. Но я решила прикинуться дурочкой и спросить, как бы невзначай, о своих правах. В отделе кадров толстая тетка, которая там верховный главнокомандующий и которая ставила меня на учет как заместителя, категорически заявила: «А что это Вы пришли? Это так не делается. Я ничего не знаю. Мне не поступало никакого сигнала о том, чтобы перевести Вас на ставку учителя. Должно быть общее собрание и там должны утвердить Вашу кандидатуру». (Прямо как во времена собраний партийных членов в советской бюрократической машине! Никогда в жизни бы не подумала, что американская бюрократическая машина еще и похлеще.)
Позвонить мне оттуда тоже не дали. Я спустилась вниз и позвонила из городского телефона Тони. Он, как нарочно, оказался на месте. Я говорю: «Я в отделе кадров» – «Что ты там делаешь?» (Он казался взволнованным и испуганным. Скажет, небось, ну, связался с этой русской на свою голову.) Я ему объяснила, что думала, что так лучше. Хотела ускорить бумажный процесс. Прибавила, что у меня в семье очень трудное финансовое положение. И что пока я работаю с его классами, в других школах на замещении мне бы платили намного больше и давали бы больше часов. Он объяснил, что мне нужно только ждать. Ждать решения этого самого собрания.
Притащившись автобусами домой, я позвонила Майку на работу и доложила, что если меня не выгонят за нахальное отношение к властям, то все будет хорошо.
Спустя десять дней заплатили мне все-таки по прежнему заниженному тарифу, но так как часов было много, чек получился приличный. Самый большой из тех, что я тут получила после того, как начала работать в школах. Хоть я и чувствовала, что мне не доплатили добрые три-четыре сотни, но на фоне того, что даже Майк удивился сумме чека, мы успокоились и поняли, что «процесс пошел».
