Джордж не оставлял своего намерения развестись с опостылевшей женой и установил за ней самую настоящую слежку. В 1802 году Каролина усыновила трехмесячного сына мастера по изготовлению парусов, по каковому поводу тут же пошли слухи, что этот Вилли Остин является ее собственным ребенком. Принц тут же учредил тайную комиссию с целью сбора доказательств неверности Каролины, в качестве возможных отцов называли знаменитого героя, адмирала Сиднея Смита, политика Джорджа Каннинга, художника Томаса Лоуренса, капитана Томаса Мэнби. Хотя прелюбодеяние Каролины не было доказано и в 1807 ее оправдали, следствие настолько оскорбило и измучило принцессу, что она завела речь о возвращении на родину. Тому помешали непреодолимые обстоятельства: ее отец умер, французы захватили герцогство Брауншвейг-Вольфенбюттельское, семья находилась в изгнании. Тогда Каролина принялась настаивать на своих правах принцессы Уэльской, для чего явилась ко двору и получила в свое распоряжение Кенсингтонский дворец. Наиболее дальновидные личности потоком потекли к ней, рассчитывая на милости в случае восхождения Каролины на трон, хотя она вела себя чрезвычайно странно.
Тем временем здоровье короля Георга III ухудшилось настолько, что его старший сын в 1811 году был объявлен принцем-регентом, хотя и с ограниченными правами. К этому времени у него вовсю развивался роман с маркизой Изабеллой Хертфорд, дамой сильно в годах, но продержавшейся в положении самого близкого доверенного лица до его восхождения на трон, с 1807 по 1819 год. Джордж буквально пропадал в имении супругов Рэгли, отговариваясь тем, что неважно чувствует себя, а в Брайтоне холодно. Император Наполеон счел более чем странным, что принц-регент выбрал в качестве любовницы женщину, которой перевалило за пятьдесят, к тому же давно ходившую в бабушках. По обычаю, принц не ограничивался лишь одной склонностью, и тут в его жизнеописании вновь появляется русский след.
Первая российская женщина-дипломат и разведчик
В 1812 году в Лондон прибыл новый русский посол, граф Христофор Андреевич Ливен с супругой Доротеей (1785-1857), которую в России звали Дарьей. Эта обаятельная и умная женщина быстро стала одной из самых ярких фигур столичного общества, попасть в ее салон почитали за большую честь. Она не блистала красотой, худощавые женщины не пользовались тогда успехом, но, тем не менее, задавала тон в моде. Супруга посла проявляла чрезвычайную осведомленность в тонкостях политической жизни не только Великобритании, но и всей Европы, ее разговор был толковым, увлекательным и остроумным. Графиня быстро завязала знакомства со всеми хоть сколько-нибудь значимыми личностями в политической жизни туманного Альбиона, причем зачастую эти дружеские связи приобретали слишком уж интимный характер.
