Прилегла под плитою каменной,
не закрыв калитку в оградке…
После тихой кончины маминой
что-то пишет отец в тетрадке.
Долгий век достался недёшево.
Сил хватает – на помощь птицам:
щиплет булку и сыплет крошево
голубям, воробьям, синицам.
Отлучив старика от горести
просто тем, что приехал в гости,
не хочу о былом разговор вести,
да не все в нём отпеты кости.
О душевном ли равновесии
помышлять в родословном сыске?!
– Ты подростком застал репрессии.
Это дедовы братья – в списке?
Та ж фамилия, то же отчество.
Семьянины, отцы, кормильцы…
Вытер батя столешню дочиста.
– Нет, – ответил. – Однофамильцы.
Вскоре он ушёл вслед за мамою
в край, где все калитки открыты.
Не вписавшейся в память драмою
тайна рода легла под плиты.
Лишь недавно в архиве Ачинска
я обрёл в метрических книгах
сельский мир, позабытый начисто
в тектонических наших сдвигах.
В нём венчались, крестили детушек.
Умирали – обидно рано.
В нём сходились в корнях прадедушек
два чалдонских семейных клана.
Род отца избежал насилия,
а другой – не ужился с властью…
Крепко вбита наша фамилия
в грунт пути к «народному счастью».
