Пача argentino | страница 68



— А что я скажу, православные? Разбираться надо. Обвинение то тяжкое… И Митяя мово вы знаете все. А вот Павло пришлый. Мало ли, повздорили или ещё чего… Вот он на Митяя поклёп и наводит…

— А расскажи-ка Павло, как дело то было.

И я начинаю рассказывать… Как проснулся посреди ночи, как рычание собаки услышал…

— Как же! Небось от Лизки с постели вылез, пока дядьки Никифора нет! — опять встревает Митяй. Сёмка дёргается на него с кулаками, но я успеваю его перехватить. Народ вокруг неодобрительно заворчал. А я продолжил рассказать. Когда дошёл до выстрела, то меня спросили, почему не в Митяя я стрелял, а в ведро.

Ну я же не убийца, чтобы всех подряд отстреливать за всё подряд… Но тут опять влез Митяй.

— Как же! А левольверт постоянно с собой таскаешь!

— Ну а что прикажешь мне делать, если вы втроём на одного да с нагайками нападаете?..

— Постой, Павло, кто на кого напал и когда? — перебил меня один из присутствующих здесь стариков.

— Так вчера днём… Митяй с двумя дружками. Хотели чтоб я от Лизаветы отстал да нагайками угрожали…

— А ты что?

— А я отказался. Нагайки у них забрал и домой пошёл…

— У всех троих забрал?

— Ну да…

— Они Павлу голову рассекли! — тут и Сёмка встрял.

Пришлось мне и голову показывать народу. Казаки начали понемногу шуметь.

— Тихо, станичники! Давайте дослухаем уже! Рассказывай Павло.

А чего рассказывать то? Уже всё почти. Узнал я Митяя. Ну и подобрал потом ведро с фуражкой, да и собака сюда привела.

— Ну а ты, Митрий, что нам скажешь?

— Не был я там! Спал я! А аргентинец лжу на меня возводит! Мало ли что в темноте ему привиделось?!

— Семён, подержи пожалуйста, — я отдаю свой карабин Сёмке и подхожу к Митяю.

— Руки покажи…

— Да пошёл ты! — Митяй прячет руки за спину.

— Руки покажи! В дёгте они у тебя! Показывай давай!

Митяй отпихивает меня, но я его не пускаю. Тот пытается вырваться и лупит меня по лицу. Ах ты ж блять! И я дёргаю Митяя на себя и с силой бью его коленом по яйцам… И тот с выпучеными глазами валится на землю…

Я хватаю его за правую руку и показываю народу. А там до сих пор видны не до конца стёртые следы дёгтя…

— Да Лизка твоя, она со всеми… — злобно сипит Митяй, за что тут же и получает от меня по морде.

— Слушай сюда, урод! Если окажется, что ты врёшь, я тебе лично язык отрежу! Понял, мудила! — ору я на Митяя.

Собравшиеся начинают нас успокаивать и удерживают рвущегося в драку Семёна…

А Афанасий принародно принялся лупить своего сына. А Митяй лишь прикрывал руками голову и молча терпел…