Именно: стакан.
Подойдя к двери, посмотрел на нас, улыбнулся углами тонкого рта и произнёс:
— Это только вода. Вода.
Вошел в комнату. Мы — за ним. Стол, наподобие того, что в «Дерзании», но покороче. Стулья. Все расселись.
Человек со стаканом разместился во главе стола, водрузил свою ношу перед собой. Пока прочие рассаживались, вытаскивали пачки машинописных листков со стихами, он достал сигарету. В процессе закуривания произнёс, обводя присутствующих заинтересованным взором:
— Здесь нельзя курить. Предупреждаю всех. Только мне можно.
Потом началось чтение стихов по очереди, обсуждение и прочее.
Возможно, я сваливаю в одну кучу воспоминания разных дней. Это, в общем-то, неважно. Речь о том, что едва Соснора появился в поле зрения, стало ясно, что это именно он. Никто другой таким быть не может. Совершенно иной, нежели все.
Таковы впечатления восемнадцатилетнего юнца.
А вот что я скажу теперь, по прошествии сорока лет.
Я не встречал (по крайней мере, в близком общении) другого такого человека, который бы всем своим бытием постулировал: Бог есть!
Он не ходит ни в какую церковь, и ни от кого я не слышал таких едких и даже, может быть, хульных высказываний о «святом», как от него.
Он говорит о Боге как о своём знакомом.
Не знаю, что там у него с верой и религией. И не хочу знать. Просто, глядя на него и общаясь с ним, невозможно не ощутить прикосновение иного мира.
Вот, к примеру, факт: Соснора — алкоголик. Это, конечно, само по себе не диво. У меня много знакомых алкоголиков, гораздо больше, чем хотелось бы. Умных и не очень, талантливых и заурядных, добродушных и опасных, холериков и меланхоликов. Некоторые из них ещё живы. И у всех одно общее качество: войдя в то самое состояние, они теряют себя. Соснора — один-единственный из всех — наоборот.
Выпив стакан с таким сосредоточенным вниманием, с каким, наверно, Сократ пил свою отраву, он уходит в запой. И, уйдя, не превращается в трясину, как все остальные, а как-то пластично твердеет. Как будто умирает и оживает одновременно. И пока его тщедушное тело путешествует в здешнем мире по странным траекториям, невидимая душа ведёт страшные борения и кружит в околозвёздных пространствах. Заканчиваются борения и полёт, и он возвращается, измученный, израненный и едва живой, но обогащенный новым таинственным знанием. Как космонавт при нештатном спуске с орбиты.
Как-то однажды, после очередного занятия в Цюрупе, мы всей толпой пошли к некоей стихопишущей девушке. Она обитала в коммуналке где-то в начале Невского. Конечно, взяли выпить. Мы, юнцы и юницы, выпивали вина понемногу. Не помню, пил ли Соснора. Попутно читали стихи. И Соснора стал читать. Это была недавно написанная и совсем не напечатанная «Баллада Эдгара По».
