Но в моём случае примечательны некоторые нюансы, так сказать, приметы времени. Или не времени.
Прежде всего, помещение. Просторное, но не очень, чем-то похожее на большой зал крематория или на государственное учреждение советской постройки. Серо-мраморные стены, отчуждённо-официальный интерьер. Это и есть какое-то учреждение, куда меня пригласили по делу. Именно что пригласили, то есть я тут свободный человек среди свободных людей. Люди эти, кстати, вокруг ходят: такие прилично одетые вежливые мужчины. В общем, очень похоже на, опять-таки, что-то советское: на КГБ.
Меня сюда позвали совершенно мирным образом. Кажется, я когда-то писал то ли про революцию, то ли про преступления, про нечто такое, что интересно в этом учреждении. И от меня ждут, возможно, консультации или просто хотят похвалить, пожать руку и выразить благодарность. Так что я чувствую себя спокойно. Правда, мной пока что никто не занимается: вежливые мужчины озабочены чем-то другим. Мол, здравствуйте, ах, это вы, очень приятно, подождите, пожалуйста.
Тут мимо меня проводят какого-то человека в сером костюме и с серым лицом. Он тоже прилично выглядит, и вокруг него группа среднестатистических личностей. Они следуют мимо меня эдак по-деловому и уходят по лестнице вниз. В это время как раз кто-то мне и говорит:
— У нас сейчас будет смертная казнь, можете посмотреть.
Или что-то в этом духе. Как бы подразумевается, что это очень интересно. Не всякому удаётся. Эксклюзив.
Тут я вижу, что наше помещение — это второй этаж, наподобие балкона в театре или как хоры в церкви. А внизу — другой зал, тоже просторный, но не очень. Растения в больших кадках. Вот туда привели человека с серым лицом.
И мне говорит мой комментатор:
— Вы знаете, во время процедуры мы устанавливаем осуждённого «на быка».
Я вижу: да, действительно, посреди зала стоит какая-то продолговатая конструкция из кубов, типа невысокого постамента, отчасти напоминающая церковный престол, отчасти кровать. Того, серого, подводят к ней, ему что-то говорят, с ним что-то делают. Я, в общем-то, стараюсь не смотреть, потому что понимаю, чем это кончится. Но всё-таки вижу: вот с ним проделали какие-то парикмахерские манипуляции и кладут на постамент лицом вниз, как укладывают больного с тяжёлой пневмонией. И закрепляют на этой конструкции.
Я уже совсем не хочу смотреть туда и смотрю в сторону. Но слышать-то я слышу. Снизу доносятся невнятные речи — возможно, это приговор или молитва, или какие-то ещё процедурные тексты. И потом резкий, но негромкий звук, хлопок в затылок. И как будто общий беззвучный выдох.
