Утро седьмого дня | страница 41

Верочка. Оказалось, что в наш дом, в первый и четвёртый двор, попали три фугасных…

Бабушка Вера. Утром выхожу на службу — парадная вся в стёклах. Очень холодно. Стёкла везде побиты. В первом дворе бомба упала наверху, а в третьем попала в квартиру первого этажа. Трое тяжело ранены и человек шестнадцать легко — осколками стёкол.

Верочка. Настолько привыкла, что даже не проснулась.

Бабушка Вера. Спрятаться негде. Бомбоубежище залито водой. Чувствуешь себя затравленным зверем. Мне всё кажется, что вот-вот упадёт на нас.

Я и не заметил, как всё кругом стало бело — будто снег выпал на стол и стулья, на шкафы, на одежды и лица людей.

Дядя Коля. Первое февраля тысяча девятьсот сорок третьего года. В конце прошлой недели потеплело. Почувствовалась близость весны. Приятно сознавать, что наиболее тяжёлая половина зимы уже осталась позади.

Идёт снег. Или это лучики разбегаются по потолку и падают оттуда хлопьями?

Дядя Коля. Зато при воспоминаниях о том, что происходило ровно год назад, сжимается сердце…

Одежды сделались белы, как снег, как на земле белильщик не может выбелить.

Дядя Коля. За что гибли люди лишённой всякого смысла и оправдания смертью?

У трамваев, которые звякают под моим оконцем, у всех разные характеры. Двадцать восьмой — серьёзный. Двенадцатый — весёлый работяга. Тридцать второй — хмурый меланхолик. Мне больше всего по душе «пятёрка» — певучая и лёгкая, эдакая бегущая по волнам. Муза дальних странствий. Конечные пункты её маршрута обозначены на старо-петербургском наречии по-морскому романтично: от Песков до Гавани. Запрыгнул в вагон, поехал — и вот тебе обзорная по городу за три копейки: улица Некрасова — Литейный — Симеоновская церковь на Фонтанке — цирк — Инженерный замок — Садовая улица мимо Гостиного двора и Апраксина… Юсуповский сад, Никольский собор, Мойка, Флотский экипаж, Благовещенский мост, сфинксы…

Конечная остановка, или, как говорят, «кольцо» «пятёрки» от нашего дома недалеко, вагон подбегает к нам налегке, почти всегда сесть можно. Новенький весёленький трамвайчик, не то что старая суровая дребезжащая «американка» (двадцать восьмой) или скрипучая двухвагонная «колбаса» — тридцать второй. Кстати, «пятёрка», единственная из всех, ходила под окнами моего дома и во время войны, в блокаду. И перестанет ходить последней, в глубокие постсоветские годы. Трамвайные пути снимут. Ну и я к тому моменту уже буду далеко от тех лепных потолков во времени и пространстве.